Избранник
Шрифт:
«А если двадцать пятый кадр?»
Сашка порыскал по полкам, нашел чистую кассету и вставил ее в дядькин видик. Он понимал, что на центральных каналах двадцать пятого кадра не будет, — контроль построже, а потому пощелкал пультом, нашел областную врезку и поставил видик на запись. Вышел перекусить, вернулся, сходил попил чаю, снова вернулся... и не выдержал: прогнал запись назад и поставил ее на покадровое воспроизведение.
Время потянулось, как застывший мед. Десять часов вечера, одиннадцать, полночь... а он всё смотрел и смотрел. Но результат был мизерным.
Разумеется,
В дверь позвонили, и Сашка, глянув на часы, отметил, что уже половина третьего ночи, недовольно крякнул и устало побрел в прихожую.
— Кто?
— Телеграмма.
«Мать! — сразу понял Сашка. — Дозвониться не могла, пока я в ментовке парился...»
Он повернул щеколду, распахнул дверь и, отброшенный ударом в грудь, улетел под вешалку.
— Здорово, земляк!
Сашка поспешно приподнялся. Над ним уже нависали те самые братки, с которыми он столкнулся на взлетной полосе. Один — огромный, килограммов на сто, и второй — со злыми зелеными глазами и резкими движениями. Его бесцеремонно схватили за ворот, протащили в зал, швырнули на ковер и включили свет. Сашка вскочил и рефлекторно принял стойку.
— Че ты дергаешься? — хмыкнул здоровяк.
— Что вам надо? — хрипло спросил Сашка.
— Щас узнаешь, — весело переглянулись братки и двинулись на него.
Сашка попятился и в считанные секунды уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. И тогда он кинулся вперед.
Понятно, что шансы его были почти нулевыми, но Сашка еще успел сунуть одному в печень и крепко зацепил второго в челюсть, прежде чем, сбитый встречным ударом, покатился по ковру.
Его били недолго, но жестоко, так чтобы сразу подавить волю и напрочь отбить всякую охоту к сопротивлению. А затем прижали к полу, и здоровяк сломал принесенный из другой комнаты стул и передавил ему горло ножкой.
— Слушай меня, фраер, — медленно и внятно проговорил он. — Сейчас ты соберешь свои шмотки, и чтобы к утру тебя в городе не было.
— Хр-р-р... — прохрипел Сашка.
— Встретим, — горло пережали еще сильнее, — башку оторвем!
В глазах у Сашки помутилось.
— Ты понял?
— Хр-р-р...
— Вижу, что понял.
Давление ослабло, и Сашка, надрывно кашляя, начал хватать ртом воздух.
— Учитель! — прозвенело в ушах. — Вы где, Учитель?
«Гальюники...» — понял Сашка и перевернулся набок — дышать стало полегче. В следующий миг что-то негромко хлопнуло и прямо на него повалилась тяжеленная туша здоровяка. Сашка с трудом сбросил его с себя, отполз и оглянулся. Посреди зала, напротив оставшегося на ногах братка, стоял
— Ни хрена себе! — возмутился браток и бросился на бородача.
Апостол спокойно пропустил его в паре сантиметров от себя и резко двинул противнику в почки. Мужик охнул и врезался в стену. Но второй уже поднимался на ноги. Сашка тоже попробовал встать — и не сумел: сознание плыло, и он всё время заваливался — то влево, то вправо. А братки уже навалились на Олега вдвоем.
Здоровяк мастерски орудовал ножкой от стула, а второй бегал вокруг них с финкой, пытаясь улучить момент для удара. Но бородач каждый раз непостижимым образом выворачивался, продолжая уверенно и спокойно наносить удары — один за другим.
— Ах ты, бля! — раздраженно реагировали братки. — Ну, я тя щас урою! — Но поделать ничего не могли: настолько апостол превосходил их в скорости.
Сашка сумел-таки встать и на какую-то долю секунды поймал на себе взгляд Олега — глаза в глаза, и сразу увидел: зрачки у апостола те самые... Но только он оторвался от стены и двинулся на помощь, как бородач резко ударил здоровяка головой в лицо, сунул второму коленом в пах, и стало ясно, что всё закончилось.
— Вы целы? — тяжело дыша, поинтересовался апостол, аккуратно придерживая за локоть оседающего на пол противника.
— Нормально, — выдохнул Сашка.
— Вам нельзя оставаться одному, — покачал головой бородач. — Слишком опасно.
— Мне в этом городе всё опасно, — оперся о стену Сашка. — Жить, дышать, ходить...
Апостол встревожено покачал головой, присмотрелся к поверженной братве и стремительно прошлепал босыми ногами в коридор, к телефону. Быстро набрал номер...
— Але! Настя? Извини, что разбудил. Алешку позови! Спасибо...
Сашка, с трудом удерживая равновесие, подошел к тщетно пытающимся подняться браткам:
— Кто вас послал, мужики? Лось?
— Ид-ди т-ты, — не отрывая рук от залитого кровью лица, выдавил здоровяк.
— Леха! — уже кричал в трубку Олег. — Собирай наших, — и быстро на квартиру к Учителю! Да, случилось! Быстро, я сказал!
Он бросил трубку на рычаг, заглянул в подзеркальный ящичек, вытащил тонкую цветастую бечевку и стремительно переместился к ворочающейся на ковре братве.
— Сейчас я их обездвижу, — пробормотал он, — а вам, Александр Иванович, лучше сюда не подходить: они еще слишком опасны...
— Ладно, — охотно согласился Сашка. — А что ты с ними делать собираешься?
— Допрошу, — пожал плечами апостол, почти без усилия перевернул ближайшего из братков на живот, завернул ему руки за спину и начал стягивать бечевкой кисти. — Такие вещи на самотек пускать нельзя.
— Ты че делаешь, урод?! — натужно просипел почти обездвиженный браток. — А ну, пусти!
— Не дергайся, а то бо-бо сделаю, — спокойно парировал апостол и затянул последний узел.
Сашка невольно улыбнулся: связанный «козлом» — запястья к щиколоткам, да еще и за спиной, — браток, должно быть, чувствовал невероятное унижение. Рядом пошевелились, и Сашка придавил пытающегося встать залитого кровью здоровяка к полу.