Избранники Тёмных сил
Шрифт:
Крошечный портрет красавицы обладал непостижимым магнетизмом. Марселя так и тянуло снова раскрыть крышечку и взглянуть на рисунок. Медальон накалился у него на груди, так, что казалось вот-вот прожжет кожу, а может, это только призрачное ощущение, ведь медальон, нагревшийся от его кожи, единственная теплая вещица в холоде ноябрьской ночи, вполне естественно то, что сильный контраст создал из тепла иллюзию жгучего пламени. И все-таки Марселя не оставляло чувство, что золото нагрелось само по себе и теперь готово вспыхнуть ярким, ослепительным огнем, готово сжечь его самого.
Сверни
Нет, больше я не стану прикасаться к медальону, подумал Марсель, хотя ему очень хотелось бы различить все потаенные едва слышимые звуки и голоса в этом месте, хотелось понять тихую беседу подвальных крыс о том, какую опасность скрывают в себе хозяева того заведения, которого щедро дает приют и мышам, и паукам, и тараканам. А может быть, вороны, свившие гнездо на крыше, проболтаются о чем — то, вернее каркнут что-то, а Марсель в их отрывистом насмешливом карканьи сможет определить надежду или предостережение.
Всего одно прикосновение, решил он, погладил пальцами нагревшийся медальон у себя на груди, ощутил выпуклость мелких драгоценных камней и порезался о крошечную насечку на гравировке. Боль пронзила указательный палец, из тонкого пореза сочилась кровь. Так больно не бывает даже, когда порежешься бумагой. Марсель прижал руку к холодной каменной стене, и на кладке камней остался крошечный красный след. Стоило только выпустить из руки медальон, как в окне нижнего этажа вспыхнул свет. Одна масляная лампа за грязным стеклом в этом похожем на тесную темную клетушку проулке показалась чуть ли не ярчайшим долгожданным сиянием. Марсель различил в полутьме отвратительную гротесковую статую крылатого демона, склонившуюся над фронтоном здания так, будто готовясь вот-вот ринуться в полет и описать круг над всем городом. Странная же здесь архитектура.
В полумгле Марсель различал только стеклянный абажур лампады, какую-то вывеску над дверью, буквы на которой он как ни напрягался, а прочесть не мог, и двух элегантно одетых во все черное господ, которые вышли, как будто вылетели, не касаясь при этом земли, из всего на миг распахнувшихся дверей.
Один из них, заметив Марселя, чуть наклонил голову, будто приветствовал новичка, только что вступившего в свой круг. У него было довольно приятное лицо, обворожительное, благодаря, какому-то внутреннему неуловимому мерцанию кожи, и внимательные, бездонные глаза. В них затаилась печаль.
Марсель стоял, опешив. Никогда еще незнакомцы на улицах не приветствовали его, не разглядывали с таким вниманием. На миг ему показалось, что этот высокий загадочный
С пореза на пальце скатилась еще одна капелька крови, и изящные ноздри незнакомца немного расширились, словно ловя какой-то невыразимо — притягательный, влекущий аромат. Его провожатый, не столь воспитанный и аристократичный, чуть согнулся и стал принюхиваться к воздуху, как собака.
Может, он пьян, но ведь секунду назад он не выказывал никаких признаков похмелья, напротив, был сдержан и, вроде бы, вполне здоров. Темные волосы, правда, очень резко контрастировали с белой, как мел кожей. Марсель знал, что подобные припадки иногда встречаются у больных эпилепсией, что это не грозит смертью окружающим припадочного, и, тем не менее, ему стало страшно. Вид скорчившегося бледного существа приводил в ужас. Он кинулся на Марселя, но более спокойный компаньон с неожиданной силой ухватил его за талию.
— Успокойся, Шарло! — приказал он таким тоном, будто уже имел опыт в усмирении сумасшедших.
— Ты мне не указ, — злобно прохрипел Шарло в ответ. Сколько злобы в его голосе. Он же рад был бы разнести весь город по камешку, если б ему предоставили такую возможность. Внутренне Марсель содрогнулся.
— Я тебе не указ, — его компаньон чуть нахмурил брови, но хватки не ослабил. — Полагаю, ты хочешь обсудить этот вопрос на суде, собрав все общество?
Всего одна абсолютно незначительная для постороннего фраза привела Шарло в чувства. Должно быть, слова суд и общество здесь имеют несколько иное значение, чем у прочих людей. Марсель сам удивился, откуда у него такие странные мысли. Незнакомец с внимательными аквамариновыми глазами пристально взглянул на Марселя, словно желая произнести всего одно слово «беги!».
Марсель прижался к стене, пропуская мимо себя двух странных господ. Он заметил, что у того, кого зовут Шарло, неестественно, лихорадочно горят глаза на белом, испещренном бесцветными рубцами лице. Темные кудри, спускавшиеся до воротника, и угольно-черные брови придавали его внешности что-то цыганское, но ведь цыгане смуглые, а этот бледен, как лист бумаги.
— Пусти, — Шарло на мгновение вырвался, вцепился острыми длинные ногтями в руку Марселя, как раз в место пореза, но сопровождающему опять удалось удержать своего буйного товарища.
— Идем, идем, — уже не угрожающе, а успокоительно шептал он. — На улицах полно других…ты найдешь кого-нибудь еще, а этот принадлежит не нам, а ему. Ты ведь не хочешь снова встретиться с ним?
Шарло тут же стушевался. Он пробурчал что-то невнятное себе под нос и двинулся туда, где меж расступающимися стенами домов тускло мерцал свет фонарей. Может, Марселю лишь показалось, что всего на миг Шарло задержался, наклонился к стене и лизнул языком кладку камней именно в том месте, где осталась алая, почти неразличимая в темноте полоска от крови. Как он мог заметить ее, даже сам Марсель, едва смог различить красноватый след после того, как провел окровавленной рукой по стенке, чтобы холод камней успокоил боль. Надо было, как псу, чувствовать запах крови, чтобы найти ее след во мраке.