Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни (Привилегированное дитя)
Шрифт:
Впервые я увидела этот сон вскоре после того, как Клари рассказала мне легенду. Но затем я видела его снова и снова, и каждый раз все ярче и ярче становились его цвета, все громче и отчетливей звуки. С каждым разом мое сердце билось чуточку быстрее от ужаса и восторга. И однажды, накануне моего шестнадцатилетия, я увидела мой сон так ясно и отчетливо, что это почти граничило с явью.
Во сне я шла по пустому дому. Большому, прекрасному дому. Мне он был совершенно незнаком, но, несмотря на это, я ощущала его самым родным, драгоценным местом в мире. Он, без сомнения, принадлежал знатным людям, жившим на богатой, плодородной земле. Но сейчас в нем царило
Я переходила из комнаты в комнату, как привидение, даже как тень привидения. И смотрела на все вокруг немигающим кошачьим взором, словно стараясь запомнить каждый дюйм моего возлюбленного дома и не надеясь когда-нибудь увидеть его снова. Каждая мелочь впечатывалась в мое сознание, будто я готовилась отправиться в изгнание.
Все было тихо, но это молчание на самом деле было наполнено голосами давно у шедших людей, только я не могла понять, кто они такие. В воздухе было эхо горьких слов и обидных упреков, иногда слышался хлопок закрываемой двери. И вот весь дом снова стоял пустой. Он принадлежал мне.
Проходя из комнаты в комнату, я притрагивалась к вещам, осторожно, как жрица в храме. Вот мои пальцы погладили резные перила на полукруглой лестнице, сладко пахшей воском и деревом. Чуть поодаль стояло в золоченой раме зеркало, и я повернулась, чтобы взглянуть в него. Но в темном старинном стекле возникло чужое отражение.
Это было лицо незнакомки, женщины, которую я прежде никогда не встречала. И несмотря на это, мне были знакомы рыжевато-каштановые волосы, и раскосые зеленые глаза, и странная полусумасшедшая улыбка. Я долго глядела на отражение незнакомки и потом с тайной удовлетворенной улыбкой опустила глаза.
Далее я увидела огромный, махагонового дерева стол. Положив на его холодную полированную поверхность ладони, я почувствовала, как дерево согревается от моего живого тепла. В центре стола стояла красивая серебряная ваза с увядшими чайными розами. Едва я коснулась цветка пальцем, как лепестки осыпались на стол, словно хлопья снега. Вдруг послышался голос — он напоминал голос моей мамы, но я никогда не слышала от нее такого тона. Он произнес: «Ты разрушительница, Беатрис» — с выражением глубочайшего презрения.
В стороне на полу стояла огромная китайская ваза, наполненная сухими розовыми лепестками и заостренными зернышками лаванды. Наклонившись, я зачерпнула ладонью горсть лепестков и понюхала их. Затем опустила руку, и они просыпались на пол. Это было не важно. Скоро все это не будет иметь никакого значения.
Вдалеке давно уже слышался шум бури, теперь она перевалила через округлые спины холмов и подступила к нашим лесам. Я подумала о двух детях, маленькой девочке и малыше-мальчике, которых увозят в страшной спешке из этого дома, а дождь барабанит по крыше кареты, и лошади в страхе ржут и задирают головы. Я знала, что они будут в безопасности. Плоть от плоти моей, кость от моей кости. Они унаследуют Вайдекр, и один из них сумеет совершить то, что не удалось мне. Он научится слышать биение великого сердца Вайдекра. Он овладеет магией земли. Это будет избранное дитя.
Тисненые обои мягко подались под моими пальцами. Бархатные драпри на окнах были шелковистыми и нежными, как шерсть новорожденного теленка. Я прижалась лбом к толстому стеклу окна и улыбнулась.
В доме царствовала тишина. Я слышала, как в гостиной часы тонко и мелодично вели свою песню: тик… тик… тик… А в холле старинные дедушкины часы басовито поддакивали: ток… ток… ток…
Это был топот ног, многочисленных босых ног, бегущих к дому. Я так и думала, что услышу его. Я ждала этого. Я знала этот сон и знала, что случится потом. И я ничего не могла предотвратить. Для меня не было спасения. То, что ждало меня, было моей судьбой, жестокой, но справедливой. Поскольку я была Беатрис. Беатрис Лейси из Вайдекра, женщиной с дикой улыбкой на искривленных губах, напряженно всматривающейся в темноту. Я осталась одна в доме, ожидая людей, которых приведет получеловек-полубожество, скачущий на огромном вороном коне, оставляющем пылающие следы. Он заберет меня с собой в другой, таинственный мир.
Я в ужасе проснулась и непонимающе огляделась вокруг. Сон оставил после себя чувство странного удовлетворения. Та женщина, Беатрис, была довольна, потому что хотя окружающая жизнь гибла, но гибла по ее воле. Постепенно я пришла в себя, я не была больше медноволосой красавицей, я была просто Джулией Лейси в ветхой ночной рубашке, лежащей в знакомой холодной комнате.
Тогда я успокоилась и удобней устроилась в постели. Сон ускользнул от меня, а вместе с ним и богатство красок и восторг ощущений. Это был сон и ничего, кроме сна. Но он оставил по себе тоску и странную неудовлетворенность моей покорностью Ричарду и маминым догмам. Женщина по имени Беатрис никогда бы не позволила запереть себя в четырех стенах, она забрала бы себе Шехеразаду и скакала на ней каждый день. Она не стала бы наблюдать, как ее собственность пропадет втуне, она взяла бы взаймы денег и начала работать. И ее опыт и уверенность в своих силах сотворили бы чудо.
Я вздохнула. Я была другой. Я была слишком спокойной и податливой, мне даже в голову не приходило ослушаться маму. И я слишком всерьез воспринимала нашу детскую помолвку с Ричардом, чтобы позволить себе независимость в решениях.
Но тут я вспомнила, какой сегодня день, и забыла все свое недовольство. Я мигом спрыгнула с кровати и подбежала к окну посмотреть, что там за погода. Затем я уселась, завернувшись в шаль, и стала ждать свою порцию утреннего шоколада и то, что за этим последует.
Я предвидела некоторые перемены в своей жизни. После завтрака мама вошла ко мне в комнату, неся свои черепаховые гребни и коробочку со шпильками. Усадив меня перед зеркалом, она стала расчесывать копну моих русых кудрей. А я размышляла о том, что теперь мои платья станут чуточку длиннее и я превращусь в настоящую молодую леди. Насколько это, конечно, будет соответствовать нашим возможностям: без денег, без лондонского сезона, без балов.
Ричард нетерпеливо забарабанил в дверь.
— Можно мне посмотреть?
— Конечно нет, — смешливым голосом ответила мама. — Ты должен терпеливо сидеть в гостиной и в почтительном молчании ожидать нашего выхода.
— Я не хочу, чтобы Джулия выглядела по-новому, — требовательным тоном сказал он.
— Но она должна выглядеть как леди, а не как сорванец, — твердо объявила мама. — А теперь уходи-ка отсюда, Ричард.
Услышав медленные шаги по лестнице, мы с мамой встретились в зеркале глазами и улыбнулись друг другу.
— К сожалению, я не смогу причесать тебя как положено, — сказала мама, словно извиняясь. — Но парикмахеры все очень дорогие. Я бы так хотела, чтобы у тебя был свой первый бал и торжество, но на это не приходится рассчитывать. Так что давай будем рассматривать сегодняшнюю вечеринку у нас в доме как торжественный выезд.