Избранное (сборник)

Жванецкий Михаил Михайлович

– Алло! Это милиция?.. Это Чижиков из диспансера. Мне сказали, чтобы я к вам обратился. Не блондин… Лицо чистое. Сто шестьдесят семь, сороковой, тридцать три, голубые… Я все-таки зайду… Ну, пожалуйста, доведем до конца… Можно?.. Спасибо. Бегу!

Уз оцень я смесной целовек

Сто вы все такие задумцивые? Вы за мной понаблюдайте – зивотики надорвете от смеха. Я оцень смесной. Вы просыпаетесь от будильника, а я – от хохота. Забился под одеялом. Открыл глаза. Сто мне приснилось, никто не знает. Хохоцю себе… Вот смотрите, костюм как сидит. Вам не видно, сядьте поблизе. Я ссил его в ателье у нас. Сколько я ходил за ним, надо рассказывать

отдельно, в отдельном месте с глазу на глаз, а то вы разнервницаетесь. Однако ссили. Выносят. Вот это. То, сто на мне…

Кто ссил костюм, я могу с ним поговорить?.. Я не буду крицать. Я хоцу посмотреть ему в глаза, и все. Выходят сто целовек. Этот – воротницек, тот – лацканцик, этот – хлястик, тот – манзетик. Никто ни за сто не отвецает. Кто ссил этот цюдный костюм? Мы! И не с кем говорить. Знацит, никто не виноват? Никто. Все, поздравляю вас, ребятки, вы цюдно устроились. Надел костюм и посел.

В парикмахерской хохот. Сто вы смеетесь, спрасиваю, сто, я похоз на целовека, у которого плохо ссит костюм? Или прицеска плохая? Сейцас будет прицеска. Главное не прицеска, а дуса… «Постриги, девоцка, только дусу влози». И сто вы думаете, постригла… В зеркало посмотрел. «Сто з ты, девоцка, сто я тебе – враг? Сто я – твой муз бывсий? Ты посмотри, сто ты натворила. Мне з фуразки не хватит прикрыть твою работу. Мне зе голову бинтовать надо». А она говорит: «Сто я могла сделать, у меня нозницы не берут – тоцильсцик так затоцил». Я не поленился – к тоцильсцику. «Сто з ты девоцке нозницы так затоцил, она меня зутко постригла?» А тоцильсцик показывает: «Ты видис, как они сделаны? Если завод такие нозницы делает, их тоци не тоци – они не соприкасаются». Я не поленился, на завод поехал. «Сто зе вы такие нозницы делаете – их тоци не тоци, они не соприкасаются, и девоцка меня зутко постригла».

Посмотрел на меня контролер, вытер слезы от хохота. «А сто я могу сделать? Это такая сталь. Ее нозом мозно резать. Только не тепересним, старым нозом. Мы не виноваты, какую сталь дают, из такой, извините, производим. Литейсцики подводят».

Я не поленился, к литейсцикам подъехал. «Литейсцики, а литейсцики, сто з вы подводите? Сто з вы такую сталь делаете, сто от нее нозницы не соприкасаются, их тоци не тоци – они рвут, и девоцка меня зутко постригла. Квалификация у вас есть?..» – «Квалификация»?! Смотри, дурацок, вот сталь броню пробивает на зутком расстоянии. Смотри, зубило американскую сталь угробило». – «А цего з нозницы не стригут? Они зе просто не в пример». – «Не в пример»?! ГОСТ у нас, дурацок. ГОСТ есть, все! Мы его выдерзим, все! Отойди! От твоей прицески литейсцики хохоцут, цугун на ноги разливают». «Кто зе ГОСТы выдумывает?» – «Это в Москве в институте целовек сидит».

Я не поленился, в Москву звоню: «Сто з ты, гостовик ты! Такую сталь на нозницы даес! Они не соприкасаются. Их тоци не тоци – они рвут, и девоцка меня зутко постригла. Ты мозес ГОСТ поменять?» – «ГОСТ поменять»?! Он так захохотал, сто у него трубка выпала. «ГОСТ поменять»?! Я, говорит, луцсе ползизни нестризеный, нецесаный буду ходить. Я луцсе умру патлатым, цем это дело затевать. Я тебе советую – ходи как есть. На остроту отвецай остротой. Отсуцивайся.

В обсцем, со стризкой уладили, так и хозу. А сейцас мост себе строю. Непонятно?.. Я из зубоврацебного иду. А вы думали, у меня дефект реци? Смесные вы. Целюсть у меня из новых материалов, сэкономленных целиком. Тут тозе хоросо. Врац мост ставит. Техник мост делает. А детали моста из Барнаула летят от смезников. Сейцас как раз здем. Поэтому я такой смесной. Но главное в целовеке не прицеска, а дуса. Один лектор объяснял, сто бога нет и дуси нет. Ну, бога нет – ладно, а дусу залко. Нет дуси, и вкладывать нецего. Зато голова сусцествует, кивать есть цем. Так сто смейтесь надо мной. Смех инфаркта не дает.

Автобиография мужская

Я,

Круглов Степан Григорьевич, из Ухты, до 1966 года находился в городе Тула с родителями и отцом на излечении, так как ему требовалась тишина.

В 1968 году, узнав, что страна остро нуждается в гидротехниках, начал поступать в гидротехническое высшее заведение, в которое не поступил в мае 1968 года благодаря интригам и взяткам окружающих.

8 января 1968 года, находясь в городе Тула, выехал в Москву, где продолжал попытки поступать в различные учебные заведения с учетом нужд всего народа.

В 1969 году страна остро нуждалась в писателях, и я начал поступать в Литературный институт, куда не поступил в 1970 году весной благодаря засилью бездарности по записке…

Осенью 1970 года, находясь в стесненных материальных условиях, отбыл в Ташкент, где был встречен на вокзале незнакомыми людьми, которые сказали: «Отдай чемодан». Я вступил в спор с возражениями, после чего мы разошлись, причем я побежал.

Все мои попытки отдать мне чемодан обратно привели меня в милицию, откуда я вышел приободренный и заночевал.

26 ноября 1970 года, находясь в Ташкенте на центральной улице на костыле, встретил одного из встречавших, обрадовался и дал сигнал остановиться. Но на мои сигналы он не реагировал, а возражал и вступил в спор, после чего мы разошлись, причем я побежал. И поступил в Государственный ордена Трудового Красного Знамени медицинский институт в травматологическое отделение, откуда с большим успехом был выпущен 12 февраля 1971 года без ребра.

Продолжая находиться в Ташкенте в стесненных материальных условиях, вылетел по приглашению друга на Камчатку, где остро требовались крабы, и поступил на траулер матросом с целью укрепить материальное благосостояние свое и страны благодаря высоким заработкам необъятных морей бескрайних, трудовых.

Работая с 18 июня 1971 года матросом-тросовиком, продержался на плаву двенадцать дней, после чего, выронив за борт ценный прибор для определения местоположения траулера, который нес протереть, был списан на берег, куда мы не могли попасть ввиду отсутствия упомянутого прибора. После чего вступил в спор с последующими возражениями и с травмой гаком по голове отбыл в город Кишинев, где в то время остро нужны были танцоры национальных танцев «Жок».

Выяснив, что заработок танцора национального ансамбля выше заработка проводника международного вагона на пятнадцать-двадцать процентов, а поездки те же, я начал регулярно поступать в ансамбль с 1973 года, предварительно проведя несколько тренировок во дворе. Руководство ансамбля мне посоветовало прекратить мои регулярные поступления ввиду отсутствия образования и незнания молдавских национальных передвижений.

Мой отказ уйти со сцены был воспринят некоторыми танцорами неправильно, и они возражали, после чего мы разошлись, причем я побежал, невзирая на боль, в Баку, куда я прибыл 12 января 1975 года. В Баку остро нужны были нефтяники ввиду высоких заработков, на пятнадцать-двадцать процентов выше заработка танцора седьмого разряда. И я устроился на камнях нефтяником Каспия.

К сожалению, работы оказались несколько больше, чем я предполагал, и, обладая большой памятью, я устроился официантом на камнях с радостью в Баку.

На второй день работы, в выходной, облив праздничного пациента борщом-харчо, получил требование смыть. На что возражал. Он возразил мне, и мы разошлись, причем я побежал и временно потерял трудоспособность, которую восстановил 26 марта 1976 года в шестнадцать часов дня.

Заканчивая яркую трудовую биографию, прошу двести восемь рублей подъемных средств для подъема и праздничного перелета Баку – Москва к Первому мая 1977 года.

Обратный адрес для организаций и частных лиц: Алма-Ата, Главпочтамт, до востребования, откуда перешлют мне в Ереван, где меня не искать, передадут.