Избранное в 2 томах. Том 1
Шрифт:
— А что он может сделать? — спросил Серёжа.
— Кто его знает… Боюсь, что он, и Сыронисский, и Сенцова, и эти дамы из уличного комитета — одна компания.
— У нас ведь тоже компания ничего, не слабенькая, — сказал Кузнечик. — Без боя не сдадимся.
— А чего нам сдаваться? Мы же правы, — сказал Митя.
6
Случилось чудо: Серёжа получил пятерку по алгебре. Весь класс ломал голову над хитрой задачкой, а Серёжа присмотрелся и увидел, что задачка совсем простая. Только решать ее надо не так, как прежние, а другим способом. Он так отчаянно запросился к доске, так затряс рукой, что Антонина Егоровна взвела брови и почти простонала:
— Каховский! Что с тобой?
— Но ведь совсем просто! Как дважды два!
На доске он писал быстро и с таким треском, что осколки мела сыпались, как скорлупа ореха. А орехом была задачка, которую Серёжа расщелкал.
Антонина Егоровна торжественно внесла пятерку в клетку классного журнала. Эта пятерка придавила и заслонила чахлые тройки и подлую двойку, полученную две недели назад. Серёжа вернулся на место, как после трудной и блестящей победы на фехтовальной дорожке. Кузнечик обернулся, мигнул ему и показал большой палец. Мишка Маслюк, недавно перебравшийся на парту к Серёже, грустно сообщил:
— А я все равно ничего не понял.
Антонина Егоровна вдохновенно заговорила о том, как много значит в математике интерес и старание. Вот Каховский всегда утверждал, что у него нет математических способностей, а сегодня заинтересовался необычной задачей, сделал усилие и…
— Каховский, ты меня слушаешь?
Серёжа не слушал. Дверь класса была приоткрыта, и в ней стоял Василек Рыбалкин, по прозвищу Негативчик, сокращенно — Нега. Данилкин барабанщик. Удивительное большеглазое создание со светлой пушистой головой и постоянно загорелым лицом — как портрет на негативной пленке.
Что он здесь делает? Во-первых, он учится в ту же смену, что и Серёжа, значит, должен быть на уроках. Во-вторых, он из другой школы. В-третьих, он вообще не должен быть ни в какой школе, а обязан сидеть дома, потому что у него ангина.
Василек встретился глазами с Серёжей, поманил его ладонью и отступил за дверь.
— Антонина Егоровна, разрешите выйти!
— Что с тобой?
— Ну, очень надо!
— Ты что, переволновался у доски? Ну… иди, пожалуйста.
Встревоженный взгляд Кузнечика: «Что?»
Ответный взгляд: «Не знаю. Кажется, тревога».
Нега ждал у двери. Сиплым от простуды голосом сказал:
— Мой велосипед внизу, в коридоре. Отряд громят. Жми. Там Митька.
Данилка научил своих барабанщиков говорить коротко и четко. Олег научил фехтовальщиков «Эспады» действовать быстро.
Уже на Октябрьской улице, на спуске, с замирающим от тревоги и скорости сердцем Серёжа сообразил: правую штанину он ничем не защемил. Если попадет в цепь, будет много грохота. Но скорость не снизил. Все обошлось.
Один из слесарей отдирал от стены доски стеллажей. Другой срывал дополнительную электропроводку, которую ребята протянули для освещения во время киносъемок. Еще двое рабочих вытаскивали декорации и вносили столы и шкафы. Они подошли к двери кают-компании и хотели взять фанерную спинку королевского трона, стоявшую у косяка.
— Назад! — сказал Митя Кольцов.
Он стоял на пороге кают-компании, загораживая дверь. Кулаками упирался в косяки. В левом кулаке была зажата рапира — Митя держал ее за клинок под рукояткой, концом вниз.
— Ну-ка ты, подвинься, — хмуро сказал небритый дядька и потянулся к декорации.
Митя не подвинулся. И вообще не двинулся с места.
— Назад! — четко повторил он.
— Отойди, отойди, — поспешно сказал дядьке домоуправ Сыронисский. — Не трогай, это потом. Опять скажут, что мы на детишек бросаемся.
Слесари ухватили фанерную колонну дворцового зала и поволокли к выходу.
— Назад! — сказал Серёжа, появляясь на пороге.
Слесари нерешительно остановились. Один все-таки сказал:
— Отойди с дороги, малявка…
Серёжа только что прошел мимо сваленных в грязь у крыльца декораций, над которыми ребята трудились больше месяца. Увидел грязные следы сапог на полу в коридоре. Заметил царапины на разрисованных стенах спортзала — от острых углов домоуправленческой мебели. Вырванные с гвоздями полки, сорванные провода. И тут еще «малявка»! Он ощутил такую злость, какой не чувствовал никогда в жизни. Он даже испугался. Испугался, что забудет обо всем на свете и сделает что-то страшное.
Стоп. Стоп, так нельзя. Нельзя забывать одного: что ты капитан «Эспады». Надо отдышаться. Надо сосчитать хотя бы до десяти. И обратно: пять… четыре… три…
Слегка сбивчиво, но уже почти спокойно он сказал:
— Кто вас сюда пустил? Вы находитесь на территории пионерского отряда «Эспада». Прекратите погром!
Сыронисский повернулся к человеку с приветливо-скучным лицом и большой нижней губой.
— Видите, товарищ Стихотворов? Так они все и воспитаны.
Тот сокрушенно покачал головой. Видимо, соглашался, что воспитаны кошмарно.
— Между прочим, — сказал Сыронисский Серёже, — ты бы постеснялся. Это товарищ из районо.
— Между прочим, догадываюсь, — резко ответил Серёжа. — Странно, что он разрешает вам громить пионерский отряд.
— Это не погром, а подготовка к ремонту. В ваших же интересах, — сладко сказал инспектор Стихотворов.
— Я вижу, — сказал Серёжа.
Он повернулся к Мите:
— Ключ от кают-компании у тебя?
— В кармане, — откликнулся Митя, продолжая загораживать дверь.
— А где Олег?