Избранное в 2 томах. Том 1
Шрифт:
И никто не сказал ни слова ни ему, ни Серёже. В такие минуты нельзя говорить. Может быть, потом Вика Гармашева прицепится: нарушили запланированный ритуал. А сейчас — тихо: Димка Соломин становится в строй пионеров.
Серёжа все смотрел на Димку, а зажатая в руке звездочка покалывала ладонь. Так, со звездочкой, он и поднял руку для салюта…
Ударили барабаны. И вдруг нерешительно сбавили громкость, умолкли один за другим. Шумок пробежал по рядам.
В зал вошел директор. Попросил раздвинуться шеренгу семиклассников, прошел вперед и остановился рядом с Юлей,
— А говорили — в больнице, — шепотом сказали позади Серёжи.
Анатолий Афанасьевич обвел глазами притихшие отряды. Улыбнулся так, будто он не директор, а школьник, которому надо впервы е выступать перед целой дружиной. Сказал негромко и с хрипотцой:
— Дорогие мои… Извините, я был болен, не пускали меня. А я очень хотел поздравить вас с Ленинским праздником. Особенно наших самых младших пионеров. Тех, кто сегодня надел красные галстуки. Все-таки я успел… Нашим третьеклассникам я хочу сказать сейчас несколько слов… Вы дали сегодня торжественное обещание. Вы знаете пионерские законы. Надо хорошо учиться, работать, крепко дружить, бороться с ложью и злом. Вы пока еще маленькие. Не обижайтесь, пожалуйста. Вы стали сегодня гораздо взрослее, но вы еще не очень большие. А в жизни случается всякое: иногда жизнь с маленького человека спрашивает, как со взрослого. И бывает, что от десятилетнего мальчика, от десятилетней девочки требуется взрослая смелость, взрослое упорство и честность. И если когда-нибудь вам придется очень трудно, вспомните этот день. Вспомните, как повязывали вам галстуки. Не забывайте, что вы — ленинцы…
Дядя Витя одобрительно посмотрел на Серёжу.
— Ты мне сегодня нравишься. Весь какой-то… светящийся. А то ходил носом вниз.
— День хороший, — сказал Серёжа.
— День отличный, — согласился дядя Витя и посмотрел за окно. Там был уже не день, а вечер… Оранжевое солнце догорало на крышах. — Удивительная погода. Как летом.
— Я не про погоду, — объяснил Серёжа. — Я вообще. Про Димку…
— Про что?
Дяде Вите можно было рассказать. Конечно, лучше бы рассказать папе, но он еще не пришёл. Ну что ж, дядя Витя тоже все понимает.
— Есть такой человек — Димка, — проговорил Серёжа. — Его сегодня в пионеры принимали…
И он рассказал про все. Даже про тишину в зале и про то, как щелкали в этой тишине Димкины подошвы. А потом еще про Димкин синий краб и про то, как поругались с Гармашевой…
Он говорил, говорил, а дядя Витя молчал и молчал. И Серёжа наконец почувствовал: что-то не так получается. И вдруг заметил, что смотрит дядя Витя уже не как раньше. Серёжа замолчал.
Дядя Витя вздохнул:
— Странный ты человек, Сергей…
— Почему? — Серёжина радость стала тускнеть, как пятна вечернего солнца на крышах.
— Вот и я сам думаю — почему? Может быть, наследственность, может быть, воспитание…
— Что во мне странного? — спросил Серёжа и внутренне ощетинился. Не понравился ему такой поворот.
— Странно, что в свои двенадцать лет ты очень конфликтный человек. Ты жить не можешь без разных стычек, споров и ссор. Они для тебя — как горючее для мотора. Вот сегодня поругался со своим пионерским начальством и весь уже светишься от радости.
Серёжа сначала удивился. Потом обиделся.
— Разве у меня из-за ссоры радость? Я же эту Гармашеву не трогал, сама прицепилась. Она мне, наоборот, настроение чуть не испортила, директорским любимчиком обозвала… Я из-за Димки радовался!
— А что хорошего сделал твой Димка? Ничего. Нарушил план сбора. Так же, как ты, показал, что ему плевать на общий порядок. На мнение других. Вы оба противопоставили себя дружине.
— Да почему?! — крикнул Серёжа. — Ну что плохого мы сделали? Нам даже после сбора никто ни слова не сказал! Димка просто хотел, чтобы я ему галстук повязал, вот и все. Ну что ему Галка Гуляева? Он ее и не знает даже. А галстук-то один раз в жизни повязывают. Димка же мой друг. Я его барабанщиком сделал.
Дядя Витя слегка развел руками:
— Ну и доказательство! Барабанщиком ты его сделал тоже вопреки мнению школы. Еще раз показал, что тебе плевать на всех.
Лицо у дяди Вити было такое, как всегда. Энергичное и добродушное. Но теперь оно стало неприятно Серёже.
— Я не плюю на всех… — жестко сказал Серёжа. — Я вообще ни на кого не плюю. И на Димку я тоже плюнуть не мог. Он всю жизнь мечтал о барабане, а ему не дали из-за случайной тройки. Он плакал.
Дядя Витя покивал.
— Все верно. Я же не говорю, что ты действовал из плохих побуждений. Твои поступки всегда имеют благородные мотивы. Но ты ошибаешься в самом главном.
— Что вы знаете о моих поступках… и мотивах? — не очень вежливо отозвался Серёжа.
— Кое-что знаю. Открою секрет. Недавно звонила твоя классная руководительница, спрашивала отца. Его не было, а я поговорил. Надеюсь, я имел на это право? Она, кстати, очень хорошо к тебе относится. Но она боится за тебя. Дня не проходит, чтобы ты не влип в какую-нибудь историю. В конце концов ты заработаешь такую характеристику, с которой даже в ПТУ не попадешь, не то что в университет.
— Вот это да, — сказал Серёжа. — Теперь из-за характеристики я должен сидеть как мышь.
— Ну ладно. Из-за характеристики ты ничего не должен. Но есть другая опасность. Ты так привыкнешь влезать в любые конфликты, что станешь обыкновенным склочником.
— Ага, — откликнулся Серёжа. — А если проходить мимо всякой несправедливости, то станешь хорошим человеком. Легко и просто.
— Ты, пожалуйста, не преувеличивай! Я тебе не предлагаю быть подлецом. Но ты ведешь себя так, будто кругом сплошное зло, а ты один — борец за справедливость.
— Вот уж чушь-то, — искренне сказал Серёжа. — Какое зло кругом? Да у меня друзей — целая тысяча!
— Эти друзья — такие же, как ты, донкихоты. Дон Кихот — прекрасная фигура, но он никогда не мог переделать ‹M%-мир. А ты думаешь: вскочил на коня, копье наперевес, ура‹D% — и все в порядке. Нет, брат, конная атака — не метод.
Зеленая поляна и вылетевшие из-за кустов кавалеристы вспомнились Серёже. Он даже улыбнулся: «Не метод?» Но сказал он о другом:
— Мой дед был красным конником. Он переделывал мир.