Избранное в 2 томах. Том 1
Шрифт:
«Я ни в чем не виноват, — сказал Серёжа шпаге. — Я никогда не изменял отряду. Я не трусил и не обманывал. Мы все, флаг-капитаны, держались до конца. А сейчас об измене и говорить нельзя, потому что отряда нет».
И тут он вспомнил Димку в школьном коридоре. Его лицо. Его шепот: «Я так и знал…»
Но отряда же и правда нет! Можно собрать группу, можно назвать себя флаг-капитанами, а что дальше?
Ведь он, Серёжа, в самом деле держался до конца. Даже Олег сказал: «Бесполезно» — и уехал. А он еще держался. А разве мало пришлось хлебнуть? Гибель «Эспады», отъезд Олега, смерть Иванова. А потом еще в школе… Эта дурацкая двойка за четверть по поведению. Главное, ни за что.
У него оставалась одна радость — белый город у моря. И если бы у Серёжи эту радость отобрали, он не смог бы жить от тоски.
Кузнечик, завистливо вздыхая, дал адреса знакомых мальчишек. Митя очень просил узнать, стоит ли в Севастополе трехмачтовая баркентина «Кропоткин» и не собираются ли ее пустить под ресторан, как многие другие парусники.
Отец готовился к очередной командировке и однажды, оставшись с Серёжей наедине, вдруг прижал его к себе и глуховато сказал:
— Опять мы врозь. Хотя бы раз вместе куда-нибудь съездить… Жизнь бестолковая.
— Ну что ты, папа! На будущий год вместе в тайгу поедем. Я подрасту.
— Ты с Виталием особенно не спорь, — предупредил отец. — Я смотрю, у вас кое в чем взгляды на жизнь очень уж разные. Ты его не перевоспитаешь. Он тебя — тоже. Да не провались там в какой-нибудь подземный ход. А сделаешь научное открытие — пиши.
— Я и так буду писать, — пообещал Серёжа. — Ты, главное, не скучай…
Дядя Витя принес из магазина черный скрипучий чемодан с медными пряжками.
— Тебе, Сергей.
— У меня же рюкзак!
— Рюкзак — это чушь, — наставительно сказал дядя Витя. — Мы не в джунгли едем. Истинная романтика не в рюкзаках, штормовках и патронташах, а в поисках и творческой работе мысли.
Серёжа обиделся за отца. За его штормовку, болотные сапоги и рюкзак. Дядя Витя понял.
— Я не говорю об охотниках, геологах и прочих лесных людях. Там рюкзаки — не атрибутика, а необходимость.
«То-то же», — подумал Серёжа.
Ожидание путешествия — это уже радость. Сборы — тем более.
Серёжа взялся укладывать в чемодан дорожное имущество.
Конверты и бумага — всем надо будет написать. Общая тетрадь для дневника. Фонарик: ночи на юге темные даже летом. Нож — папа отдал свой, заслуженный. Шорты, рубашки, новенькие кеды — пружинистые и легкие. Джинсовый костюм — тетя Галя вчера подарила, специально для путешествия. Отличный костюм с «молниями», кожаными нашивками и петлями для широкого ремня. Может, прямо сейчас и надеть? Нет, жара на улице.
Серёжа подошел к окну. Май едва перевалил за середину, а солнце — как в июле. Успевшие загореть малыши гоняют на зеленом пустыре мяч. Горластая Дзыкина орет на них, оберегая свою клумбу. Вырвала из земли стебель прошлогоднего репейника, кинулась за ребятишками.
«А холера с тобой, — подумал Серёжа. — Все равно не перевоспитаешь».
Как подумаешь о Севастополе, так от радостного нетерпения начинает прыгать сердце.
Дядя Витя заглянул в комнату:
— Нам пора, коллега.
И они отправились за билетами, в кассу предварительной продажи.
Был воскресный день, да еще такое тепло. Улицы напоминали праздник. А может быть, просто настроение было праздничное у Серёжи. Он готов был шагать до касс пешком, через весь город. Идти по нагретому асфальту, нырять в тень тополей, улыбаться навстречу веселым людям, останавливаться у автоматов с шипучей газировкой, разглядывать в зеркальных витринах магазинные товары, а заодно — и свое отражение.
Но прошли всего два квартала. Дядя Витя сказал, что время дороже денег, и пришлось дождаться троллейбуса.
В троллейбусе было просторно: видно, не многим хотелось в такой день трястись на колесах. Дядя Витя устроился у открытого окна и развернул польский журнал. Там была статья о кладах, найденных на юге Франции.
— Какая досада, — сказал он. — С польским языком у меня не очень. А пока у нас эту статью опубликуют, три года пройдет.
Серёжа вежливо помолчал в ответ.
Он сидел рядом с дядей. Витей и представлял, что троллейбус — это самолет на взлетной дорожке. Сейчас он наберет скорость, и у него вырастут крылья. Троллейбус по наклонной линии взмоет в воздух и, накренившись, пойдет описывать круг над городом.
Вот удивятся люди! Вон те две тетки с большими сумками, наверно, перепугаются и закричат, что это хулиганство. А ребята обрадуются. Вон тот маленький мальчишка (наверно, третьеклассник) с глазами, похожими на черные большие ягоды, обязательно обрадуется. И его белобрысая сестренка тоже. Но троллейбус не взлетал, пассажиры не удивлялись и не радовались, вели себя спокойно. Только светлоголовой девчонке не сиделось. Она локтем толкнула брата. Громким шепотом спросила:
— Саша, ты билеты купил?
— Конечно. Ты же видела.
— Ты один купил.
— А сколько надо?
— Мне тоже надо…
— Тебе же шесть лет.
— Ну и что? Мне послезавтра семь будет.
— Послезавтра и куплю.
— Ну, Сашка… Жалко?
— Вот не хватит денег на кино, будешь знать…
— А у меня пять копеек есть.
Она разжала пальцы и показала пятак.
— До чего упрямая, — сказал Сашка и взял деньги.
Троллейбус покачивало, и мальчик пошел к передней кассе, хватаясь за спинки сидений. У самой кассы грузно сидели на скамье для инвалидов и детей две женщины. У одной из них сумка стояла в проходе. Мальчик зацепил брюками большой блестящий замок на сумке.