Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Снежок попал Володе в подбородок. «Бомбардировщик» прервал полет и уронил бомбы. Володя взялся за лицо, постоял несколько секунд и тихо сказал:
— Ты совсем глупый. Когда бывает воздушный налет, население не кричит «бах», а прячется в щели и убежища.
— А я не население! Я зенитная батарея!
Володя помолчал, вытер варежкой лицо и вдруг улыбнулся:
— Ну, ладно. Я ведь не знал, что ты зенитная батарея… Подожди, сейчас одну штуку принесу. Бомбы сделаем.
Он, значит, не обиделся. Он сходил домой и принес три капсюля от охотничьих патронов — крошечные медные чашечки
— Во грохает! — радостно сказал Костик. — Как настоящая бомба! Ага?
Но Володя ответил тихо и серьезно:
— Что ты. Настоящая как даст — сразу целого дома нет.
— Ты видел? — спросил Костик.
— Еще бы…
…«Еще бы», — сказал он, и Костик отчетливо понял, что для Володи война совсем не игра. Володя видел сам, как рассыпаются от бомб дома. На самом деле, а не в кино. Они ведь по правде рассыпаются. И люди гибнут. И большие и маленькие.
А зачем?
Ну что им, этим гадам-фашистам, надо? Ну чего они полезли?!
И ощущение злой беспомощности так резануло Костика, что он даже зажмурился.
Это уже не первый раз. Такую же злость и бессилие почувствовал Костик, когда папа приехал в отпуск и показал ему свой лейтенантский погон, распоротый пулей.
А если бы чуть в сторону? Значит, пуля в голову или в сердце? И война словно в упор посмотрела на Костика.
Костик пришел домой и стал придумывать бомбу. Такую громадную и сильную, чтобы немцы в ужасе бежали до самого Берлина после первого же взрыва. Он хотел начинить ее маленькими бомбочками, чтобы они разлетались во все стороны и взрывались в самой гуще фашистов. На старых газетах он сделал несколько чертежей и решил послать их Калинину. Только надо их перечертить на чистый лист. Костик попросил бумаги у Зины. А она сказала:
— Ну, Костик, ну какой ты конструктор? Лучшие ученые в Советском Союзе изобретают самые сильные бомбы и танки. Они уж как-нибудь справятся. А ты бы лучше примеры решал по арифметике.
Костик рассердился и порвал чертежи.
Вот если бы посоветоваться с Борькой!
Но Борьки нет дома. Он на фанерном комбинате. Он туда почти каждый день ходит: их класс организовал фронтовую бригаду. Все мальчишки и даже девчонки сколачивают деревянные ящики, будто для посылок бойцам. Но Костик знает, что ни для каких не для посылок. Борька однажды под страшным секретом рассказал Костику, что эти ящики — корпуса для мин. В них кладут взрывчатку, а потом эти штуки подсовывают под немецкие танки. Как рванет — от танка только брызги во все стороны.
— Понял? — суровым шепотом спросил Борька.
— Понял, — тоже шепотом ответил Костик и оглянулся.
— Но если хоть кому-нибудь разболтаешь, будешь самый паршивый предатель, хуже всякого шпиона.
— Ни-ко-му, — сказал Костик. И спросил: — А мне можно с вами?
— Пока нельзя. Надо подрасти.
Спорить безполезно. Где ему, Костику, до Борьки! Тот вон какой: большой, сильный, в настоящей командирской
Пришел Новый год, 1944-й. Мама принесла елочку. Маленькую елочку, Костику до плеча, но пушистую, аккуратненькую. Из корочек старых Зининых тетрадей Костик склеил флажки и цепи. Тетрадки были еще довоенные, с разноцветными обложками — желтыми, розовыми, голубыми, зеленоватыми и коричневатыми.
Получилось красиво. И кроме того, сохранились настоящие елочные игрушки: несколько стеклянных шариков, два серебристых картонных дирижабля, ватный заяц с лыжами и одним ухом и звезда из тонкой золотистой бахромы.
Звезду Костик посадил на верхушку. Получилось здорово.
Ни свечек, ни цветных лампочек, конечно, не было. Но Костик отыскал в своем имуществе лампочку от автомобильной фары и двумя тонкими проводками подключил к розетке репродуктора. Ка, к это сделать, ему Борька рассказал. Когда радио работало, волосок лампочки наливался светом. Если громкая музыка — разгорался ярко, если разговор какой-нибудь — тлел, как уголек в догорающей печке. Костик повесил эту лампочку в самой гуще еловых веток, и она светила, будто сказочный огонек в лесу.
Вечером к Зине пришли гости: две ее бывшие одноклассницы, какой-то парень с завода и курсант из пехотного училища Сережа Казанчук.
Все смотрели на лампочку-уголек и хвалили Костика. А Зинка подхватила его, посадила на колени и весело сказала:
— Он у нас изобретатель. Недавно хотел бомбу придумать. Немножко не получилось, а то бы всем фашистам сразу капут. Верно, Костик?
— Да ладно, хватит языком чесать, — проворчал Костик и слез с колен.
Все засмеялись, только Казанчук не засмеялся. Он сказал очень серьезно:
— Ничего смешного. Человек для фронта старался.
И все тоже сделались серьезными. Может быть, стало неловко перед Костиком, а может быть, вспомнили, что скоро Сережа Казанчук уезжает на фронт…
На следующий день в клубе железнодорожников состоялся новогодний утренник. Его устраивал для детей фронтовиков женский совет военкомата (сокращенно — «женсовет»). Костик на утренник не пошел: прохудились валенки. А мама пошла. Она состояла в женсовете и должна была встречать ребят в клубе.
Вернулась мама под вечер. Принесла Костику подарок: бумажный кулек со слипшимися карамельками, тремя пряниками и горсточкой печенья. Точнее говоря, она принесла два кулька, и Костик ревниво спросил:
— А этот кому? Зинке?
— Что ты, — сказала мама. — Она же большая. Это для Володи. Ну, ты знаешь, тот мальчик-ленинградец. Он болеет, и меня попросили передать подарок. Отнесешь ему?
— Угу, — сказал Костик.
Володя жил в соседнем большом доме, на третьем этаже. Костик знал, что в шестой квартире, но никогда там не бывал. Интересно, есть ли у Володи елка; правда ли, что у него на столе стоит самодельный крейсер — маленький, но как настоящий; и действительно ли висит на стене портрет Володиного отца, морского летчика? Про крейсер и портрет рассказывал Борька, он к Володе несколько раз приходил.