Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Ольга спокойно смотрела на майора. Он хочет подкупить ее своим добрым сердцем. Что может быть коварней и страшнее доброго сердца у врага? Он хочет обезоружить своим «добрым сердцем». Кого? Одну ее? Даже если бы он желал добра не только ей, а и всему народу завоеванной страны, все равно — он завоевал страну, он принес бедствие народу, истребил его. Не истреблял? Так потворствовал этому. Допустил, чтобы его страна истребляла. Ольга убьет его. Убивать надо и гестаповцев, и эсэсовцев, и фашистов — всех, кто ступил ногой на чужую землю. Есть немцы — не фашисты? Как не быть! Есть немцы, которые сами клонят спину под пятой и пытками гитлеризма? Их, наверное, очень много. Но они допустили, чтобы в их стране
— Я прямо из гестапо, — наконец заговорила Ольга. Она не думала, что скажет об этом. Зачем она об этом сказала?
Майор поднялся с дивана и устремил на Ольгу пристальный взгляд.
— Моя подруга убила начальника гестапо, и меня вызывали на допрос, чтобы выяснить, что мне об этом известно.
Наступила долгая пауза.
— Фрейлен Ольга, вы ничего не знаете? — тихо сказал майор. Трудно было понять — спросил он или сказал утвердительно. Скорее сказал утвердительно.
На вопросительный взгляд майора Ольга ответила вызывающе:
— Я знаю, что она ненавидела фашистов.
Майор долго молчал. Молчала и Ольга. Зачем она все это говорит ему? Единоборства она хочет, что ли?
Наконец майор сказал:
— Неужели вы, фрейлен Ольга, настолько наивны, что думаете, будто немцы рассчитывают на любовь завоеванных народов? Завоеватель знает, что его ненавидят. Все дело в том, чтобы умерять ненависть и держать покоренных в повиновении. Извините, фрейлен, если это звучит цинично. Но это — война. Я понимаю, вы ненавидите меня за то, что я завоеватель. Но, фрейлен Ольга, на суде своего сердца примите во внимание, что я — солдат.
Майор отвернулся, затем подошел к столу, поискал портсигар и закурил.
— Простите! Вы, может быть, курите?
Ольга взяла папиросу. Сегодня она еще не курила. Какое это счастье — закурить! Папиросы были наши, советские — «Люкс».
Ольга жадно затянулась. Все было так, как она думала: враг начинает оправдываться тем, что он солдат. Тем хуже. Значит, в твоих руках — оружие. Почему же ты не обратил его против зверя?
Майор прошелся по мягкому ковру. Сапоги его не скрипели, они тонули в пушистом ворсе.
— В гестапо вы больше не пойдете, — сказал майор, — не волнуйтесь, фрейлен: у меня есть знакомые, я позвоню и договорюсь. Вас больше не станут вызывать, раз вы будете у меня работать.
Ольга с ненавистью следила за его движениями и с наслаждением вслушивалась в каждое его слово. Она покорила сердце врага! Быть может, он проявит свою широту и по отношению к миллионам людей на захваченной гитлеровцами земле? Быть может, он и о них позвонит знакомому в гестапо? А может, он позвонит самому фюреру, чтобы тот положил конец ужасной войне и отказался от «Майн кампф»? Ольге хотелось расхохотаться. Это начиналась истерика. Ольга насилу сдержалась. Вдруг она увидела, что на столике, тут же за ее креслом, стоит радиоприемник. Она сначала его не заметила. Разве теперь можно слушать радио? Машинально она протянула руку. Майор заметил движение Ольги и предупредительно вставил вилку в розетку. Циферблат засветился, аппарат загудел. Красивый аппарат советской марки «Т-6». Точно такой же был у Ольги. Из аппарата лилась какая-то речь на немецком языке.
— Вы, вероятно, хотите послушать красивую музыку? Простите…
Майор отвел пальцы Ольги и сам стал вертеть переключатель, — стрелка побежала по шкале: обрывки речей, песен, сообщений, музыка…
Майор остановился на пустоте:
— Вы хотите Лондон? Париж? Будапешт? Вену? Ольга растерянно смотрела на майора. Музыку? Лондон? Париж?
— А! — улыбнулся майор. — Вы, фрейлен, хотите Москву!
Ольга побледнела. Москву! Шесть раз она читала в немецких сводках о том, что немцы вступают в Москву. Но она знала, что Москва не занята. Возможно ли это — услышать Москву?.. И вдруг Ольга похолодела. Из репродуктора несся знакомый, самый знакомый из всех голосов — голос московского диктора. Полгода не слышала она его, но узнала бы среди всех голосов мира.
Майор учтиво ждал. Любопытно ли послушать фрейлен Ольге эту передачу?
Диктор читал какую-то статью. Это не была военная статья. По воле советских народов за двадцать лет расцвел некогда дикий Казахстан. Он стал богатой и могучей страной. Теперь, в дни войны, Казахстан, как и другие советские республики, смог принять людей и хозяйство захваченных гитлеровцами земель. За шесть месяцев всенародной Отечественной войны Казахстан благодаря своей силе и помощи эвакуированных людей и машин стал, вместе с другими республиками, боеспособным. Глинистая пустыня обратилась в арсенал Красной Армии: там были сооружены оборонные заводы. Голодная степь превратилась в житницу фронтов. Сейчас Казахстан начинает весенний сев. Страна должна собрать богатый военный урожай. Нельзя потерять ни одного зерна…
Ольга рыдала, но на майора смотрела спокойно и равнодушно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Нельзя потерять ни одного зернышка! А Мария уже потеряла свое зернышко — жизнь. Сколько же еще потеряно зерен?
Диктор сказал:
— Мы передавали выступление председателя Совета Народных Комиссаров Казахской Советской Социалистической Республики. Через полминуты слушайте эпизоды с фронтов Отечественной войны.
Наступила пауза. Майор протянул руку и хотел повертеть переключатель, но Ольга торопливо остановила его. Минутку! Майор снисходительно улыбнулся: фрейлен, вероятно, хочет послушать что-нибудь любопытное, фрейлен взволнована, и он, майор, готов развлечь ее.
«Ты слышала, Мария? А ты, мама, слышала? В Казахстане готовятся к весеннему севу. Есть еще на свете Казахская Советская Социалистическая Республика. И есть еще много советских республик. И есть Москва. Мама, Мария, слышите ли вы голос московского диктора? Того самого, который и до войны говорил: внимание, проверьте ваши часы, два долгих сигнала и один короткий. Мама, мама! Еще не весь мир захвачен фашистами! Есть еще на свете советские люди, которые не живут такой проклятой жизнью, как мы! Они установили эвакуированные заводы, они сеют и будут собирать военный урожай! Так, чтобы не потерять ни одного зернышка! Не может быть, чтобы мы не победили, Мария! Будь спокойна! Так говорит и шофер Пахол из Мукачева. В это верили еще испанцы, когда первые провозгласили: «Но пасаран!» Это знала и ты, великая Мария! Иначе ты не убила бы начальника гестапо. В этом нет и для меня сомнений. И я убью фашиста! Не горюй, мама, если я пропаду, что ж — пусть пропадет еще одно зерно из военного урожая. Благослови меня!»
Диктор объявил:
— Говорит Москва. Шестнадцать часов пятнадцать минут. Передаем эпизоды с фронтов Отечественной войны.
Сержант Иванов остался один у пулемета, на него шла целая рота фашистов. Но он не отступил, пока не расстрелял всех лент. После боя нашли его труп и перед ним сто двадцать трупов гитлеровцев… Летчик-лейтенант Джавахишвили протаранил немецкий самолет и погиб вместе с врагом…
Эпизоды читали два голоса: мужской и женский. Голос женщины тоже был знакомый — она читала еще до войны. Эпизоды были обыкновенные — с фронтов войны: враг надвигался, советские люди стояли насмерть. И от каждого эпизода хотелось плакать навзрыд. Однако Ольга спокойно смотрела на майора. Майор благожелательно улыбался: он не понимал по-русски, но готов был развлечь взволнованную фрейлен Ольгу.