Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
— Так, может, все-таки уступите? Право, возьмите семьдесят пять!
Дверь с грохотом растворилась, и в мастерскую ворвался мальчик. Услышав грохот, старичок гневно насупил косматые брови, но тотчас ласково посмотрел на мальчика.
— Дедушка! — закричал мальчик, он задыхался от волнения. — Вот, ей-богу, около библиотеки сейчас кого-то убили! Кто-то как хватит его кирпичом по голове и давай бежать! Партизаны, наверно! Я его видел! Он бежал прямо на меня…
Мальчик совсем запыхался и глянул на меня.
Я загремел зажигалками в ящичке. Мне непременно надо было выбрать себе зажигалку по вкусу.
— Ступай, ступай! — строго сказал старичок. — Бабушка тебе сейчас задаст! Где это ты ходишь, где это ты с самого утра шатаешься? А задачки решил? Думаешь, сейчас нет школы, так ее никогда уж и не будет? Ну-ка, марш за уроки!
Мальчик присмирел, но выговор дедушки нимало на него не подействовал. Затаив дыхание, он глядел на мейл широко открытыми черными глазами. Он узнал меня.
— Ну? — сердито прикрикнул дедушка.
Мальчик медленно, не сводя с меня глаз, прошел за прилавок к дверце, которая вела в чуланчик позади мастерской. Притворив дверь, он стал на пороге. Он никак не мог оторвать от меня глаз.
— Кого там убили? — помягче, но все еще ворчливо спросил старичок.
Мальчик молчал. Он глядел на меня.
— Пана… — прошептал мальчик, не сводя с меня глаз, — говорят, референта самого бургомистра…
Ого! Мой камень попал в важную птицу!
— Дедушка… — неуверенно начал мальчик.
— Я тебе сказал, за арифметику! — топнул ногой дедушка.
Мальчик ступил через порог, притворил дверь, но неплотно: я видел в щелку его черный, зоркий, испытующий глаз.
— Теперь столько народу убивают! — небрежно сказал я.
Старичок кашлянул и шаркнул ногой.
— А сколько за эту?
Я показал на простую зажигалку из патрона.
— Сотню!
— Ах, и за эту сто!
Может, мальчик выйдет через другой ход и расскажет во дворе? Надо немедленно уходить отсюда.
Я украдкой взглянул на старичка, потом на заднюю дверь. Старичок сердито ковырял иглой в форсунке, в щелке двери виден был черный, любопытный, горящий глаз. Слава богу, мальчик еще не ушел…
— Дороги у вас зажигалки, — сказал я. — Придется поискать где-нибудь в другом месте… — Я отодвинул ящичек. — До свидания.
Старичок снова сердито кашлянул и не ответил. Я сделал два шага к двери.
— Думаю, — сердито сказал вдруг старичок, — что вам лучше еще немного переждать… — Не отрываясь от работы, он локтем поправил зеленый козырек над глазами.
Сердце у меня екнуло, я застыл на месте. Черный, любопытный глаз все еще был виден в щелке задней двери. Старичок подавал мне руку помощи? Я стоял, не зная, что сказать. Волнение распирало мне грудь. Старичок протягивает мне руку помощи, зная только, что я сейчас убил фашистского прихвостня. Он даже не знает, кто я такой.
Мы долго молчали. Старик все ковырялся в своем примусе. Черный глаз все еще светился в щелке двери. С улицы уже не долетали крики.
— Думаю, — сказал наконец старик, — что вам уже можно идти! Володька! — крикнул он в заднюю дверь.
Черный глаз исчез, дверь отворилась — мальчик стал на пороге.
— Беги! — строго сказал старик, — погляди, нет ли там кого за воротами. Да мигом!
Володька кинулся к выходной двери. Он не мог оторвать глаз от меня, он озирался, пока не затворил за собой входной двери.
Мы опять помолчали, пока не вернулся Володька.
— Никого нет! — заговорщицким тоном прошептал Володька, появившись на пороге. Его любопытные глаза впились в меня, как буравчики.
— Спасибо! — сказал я. — Будьте здоровы!
Мне хотелось пожать руку старичку, моему доброму другу, но он не ответил мне и продолжал ковыряться в форсунке. Я направился к двери.
— Вы забыли зажигалку! — услышал я голос старика.
Я обернулся. Старик, не глядя, протягивал мне зажигалку. Это была затейливая зажигалка из прозрачной пластмассы — с устройством для защиты огня от ветра и бисерными инкрустациями. Я машинально взял ее.
— Но ведь она, наверно, очень дорого стоит… Сколько за нее?
— Ничего, — буркнул старичок.
В половине второго — за полчаса до назначенного срока — я пришел на кладбище. Вот и памятник академику Багалею. В эту минуту мимо памятника никто не проходил. Не останавливаясь, я прошел к церкви, затем свернул в аллею налево. Был будний день, но церковь была открыта, и шла служба. Низкий басистый голос тянул заупокойную ектению. На паперти застыли на коленях нищенки. На главной аллее тоже сидели нищенки, они продавали ведрами желтый просеянный песок. «Купите и посыпьте дорожку к дорогой могилке!» Я пересек главную аллею и пошел по боковой. Здесь было совсем безлюдно, — изредка какая-нибудь старушка проходила к дорогой могилке.
Я вышел из аллеи, пробрался между могилами и сел на пенек у памятника.
Гудела и звенела глубокая кладбищенская тишина. Неистовую возню подняли в кустах воробьи. Где-то вдалеке стрекотала сорока. Из церкви доносился низкий басистый голос попа. Издалека, из города, долетал порою рокот автомашины. Тихо, уединенно было на кладбище.
Но я не проникся кладбищенским покоем.
Нервы у меня были слишком напряжены, чтобы погрузиться в кладбищенскую печаль и тишину.
Придет ли третья? Увижу ли я оброненный платок? Дадут ли мне наконец явку?