Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Веселый красноармеец уже убегал, отходя на носках от своего партнера, а Пьеро догонял его вприсядку. Потом веселый красноармеец выхватил палаш из серебряных ножен и, выбивая дробь, стал наступать на своего партнера, а партнер, Пилсудский-Пьеро, начал удирать от него всевозможными «ключами», «ножницами» и прочими балетными пируэтами. Оркестр Ковальчука грохотал бубнами и литаврами в такт знакомой мелодии, и дружный припев, не совсем, правда, пристойный, но зато от всей души, гремел далеко вокруг:
I, пся крев, вiд того хлопа Заболiла в пана…Так
Теперь, когда в очередных концертах заканчивался оперный отрывок «Пьеро и Пьеретта», Пьеро сам напяливал конфедератку, которую ему от чистого сердца подарил тот веселый заводила-боец, и, выходя на эстраду и отвешивая глубокий поклон, прежде всего подтягивал брюки. Куплеты никто не писал. Они рождались сами. Он пел те куплеты, которые распевал фронт, которые сочиняли бойцы. За куплетами появились танцы-шаржи. Потом и целые сцены.
Перед отходом поезда все зрители-красноармейцы пришли провожать актеров. Актеры так и оставались в гриме: Пьеро, Пьеретта, Арлекин. Все пританцовывали и кричали «ура». Но неожиданно товарищ Моржев влез на ступеньку вагона и поднял руку. Сразу же наступила абсолютная тишина. И тогда он торжественно провозгласил:
— А теперь, товарищи, разрешите прочитать доклад-лекцию на тему «Империалистическая политика Антанты». Внимание!.. Доклад буду делать я. — И он открыл свой беременный портфель.
Полтора часа длился доклад, и полтора часа стояли бойцы перед вагоном прямо на рельсах, отходя лишь тогда, когда надо было пропустить эшелон по соседней колее. И полтора часа они внимательно слушали. И, странное дело, вот здесь, на железнодорожной линии, под открытым небом, без столика с красной скатертью и графина с водой, доклад действительно был к месту и слушался с интересом.
Когда поезд уже трогался, сквозь толпу протиснулся какой-то паренек в папахе и в штатском пальто, подпоясанном пулеметной лентой. В руках у него была тетрадь.
— Вот, — сказал он, хватая актеров за руки, — это пьеска, называется она: «Марат, или Друг народа», в одном действии, и все такое прочее. Я, — застеснялся он, — понимаете, все время сам хотел организовать ее тут силами наших бойцов, но все бои да бои, и никак не хватает времени. Да и женщина у нас была только одна, сестра милосердия, чтоб играть гражданку Суриэль, но сестру милосердия, понимаете, как раз убило шрапнелью. Может, вы поставили бы нам этот спектакль? Бойцам очень хотелось бы этого. Ее уже все знают наизусть. А? Ведь вы скоро вернетесь? Может, приготовите и представите нам? А? И книжечку возьмите; как сыграете — отдадите? Хорошо?
Мы пьесу взяли.
И когда через неделю наш агитпоезд остановился снова на этой станции, мы дали премьеру «Марат». Правда, той части уже здесь не было. Мы показали спектакль другой части. Тетрадку пьесы «Марат, или Друг народа» возвратить ее владельцу нам так и не удалось. Может быть, он был уже где-нибудь далеко, а может, пал смертью храбрых в бою?
Этот юноша вместе с тем веселым пареньком-заводилой навсегда останется в нашей памяти другом народа, другом театра. С их легкой руки театр начал создавать свой революционный, мобильный к тому же репертуар, а мобильный — самый важный для фронта репертуар…
По всем строгостям военного времени
В боях Красной Армии с белополяками и петлюровскими бандами наш театр рос и укреплялся.
Рос и укреплялся театр и актерскими силами и самим репертуаром.
Из Киева Дорпрофсож (Дорожный профессиональный союз железнодорожников) прислал группу новых актеров и нового режиссера. В репертуаре было теперь по меньшей мере пятнадцать пьес, и среди них такие, которые в то время сходили в нашем бедном на революционные пьесы репертуаре за революционные. Это были «Дни нашей жизни» Андреева, «Дурные пастыри» Мирбо, «Черные вороны» Протопопова, «На конспиративной квартире» неизвестного автора. Шли у нас и пьесы Горького «Мещане» и «На дне». Поставили и «Савву» Леонида Андреева.
Как-то спектакль смотрели бойцы шестидесятой дивизии.
Шестидесятая дивизия только утром прибыла в город пешим порядком. Ее перебрасывали с другого участка фронта для усиления частей, добивавших отступающих белополяков и гайдамацко-петлюровские курени. Дивизия вступила в город, не выслав квартирьеров, и в переполненном воинскими частями и учреждениями городе уже не было для бойцов квартир. Лето кончилось, наступала осень, и с неба уже несколько дней лил холодный, пронизывающий дождь. Бойцы, обозы, дивизионные учреждения мокли и мерзли на улицах, прямо под открытым холодным, осенним небом. Тем бойцам, которые попали в театр, предстояло остаться в театральном зале до утра. Кашевары разносили между рядами стульев огромные чайники, баки с кипятком и доски с ломтями черного хлеба. Это был ужин. Занавес пошел вверх под аккомпанемент бряцания жестяных кружек и хруст черствых хлебных корок на голодных зубах.
Командование дивизией и ее политотдел тоже смотрели спектакль, расположившись в первых рядах. Они бурно аплодировали вместе со всеми зрителями.
После того как в последний раз в бурных овациях и криках «ура» опустился занавес, мы вышли в костюмерную утомленные, но счастливые. Каждый спектакль всегда имел колоссальный успех у этого самого благодарного из всех зрителей, зрителя-красноармейца. Но таких бурных оваций даже мы давно не слышали. Мы пришли в костюмерную взбудораженные и взволнованные как никогда.
В костюмерной нас уже поджидали политотдельцы. Они поспешили к нам навстречу с протянутыми руками.
В руках были бумажки.
Это были листочки в одну четвертушку страницы, выдранные из инвентарной книги нашего же театра. В левом уголке — синий штамп с припиской фиолетовыми чернилами, правее — краткий текст, напечатанный тут же в театре на театральном ундервуде с красной лентой. Вот этот листочек, пожелтевший и поблекший за двадцать лет, и сейчас передо мною.
Штамп: РСФСР — Политическое Управление (неразборчиво, как будто: II Армии) — Поли… (неразборчиво), отдел (неразборчиво) Стрелковой дивизии… (неразборчиво)
Полит. Пр. 4.
4 окт. 1920 г. № 8979,
Д. Армия
Текст:
Тов. Смоличу.
На основании приказа по Политотделу 60 дивизии от 3 октября с. г. Вы мобилизованы в качестве артиста труппы Подива 60.
Во исполнение сего приказываю вам явиться в Подив (Пушкинская ул., дом Крумова) к 12 часам 4-го октября.
За неявку будете арестованы и привлечены к ответственности по всем строгостям военного времени.
За Начполитпросвета С. Месниц (подпись)
Зав. клуб-театр-секции (подпись)
(Круглая печать).