Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
совещаний с необоснованно резкой и мало аргументированной критикой по
адресу авиационной промышленности, чем произвел на Сталина впечатление
«злобного критикана». Незамедлительно было дано задание: «проверить
Стефановского» — и выручить его из беды удалось лишь ценой немалых трудов, причем существенным обстоятельством, дополнительно осложнившим эту и без
того нелегкую задачу, оказалось, что у Стефановского, «как на грех, в анкете
было что-то не в порядке».
Но
«анкетный» — подход не мог повредить делу: лотерея была практически
беспроигрышная. Едва ли не каждый наш летчик, танкист, артиллерист — с
«безупречной» ли анкетой, с красными ли галочками против каких-то ее пунктов
— был если не всегда профессионально, то, во всяком случае, морально готов к
бою с фашизмом. Подтверждение тому мы получили через несколько лет, когда
началась Великая Отечественная война. Подтверждение, доставшееся нам
бесконечно дорогой ценой, но от этого еще более убедительное.
Гораздо незаметнее, даже в авиационных кругах, прошло участие наших
летчиков в защите китайского народа от нападения империалистической Японии.
Правда, и по масштабу своему это участие было значительно скромнее, чем в
испанских событиях. Но для летчиков-испытателей бои в небе Китая
представлялись особо примечательными тем, что в них приняли
непосредственное участие наши коллеги — опытные, профессиональные
испытатели, во главе с замечательным летчиком и очень симпатичным человеком
Степаном Павловичем. Супруном. Впоследствии он оказался первым
7советским воином — Героем Советского Союза, награжденным во время
Великой Отечественной войны второй медалью «Золотая Звезда», к несчастью, уже посмертно.
Мне запомнилось, как вернувшийся из Китая летчик-испытатель Константин
Константинович Коккинаки — ныне Герой Советского Союза и заслуженный
летчик-испытатель СССР — рассказывал о ночном бое, который он провел
против японских бомбардировщиков. Запомнилось прежде всего из-за
неожиданно спокойного, очень делового тона рассказчика. Невольно пришлось
задуматься над тем, что война в воздухе требует от летчика не только уверенного
владения самолетом и того комплекса психологических навыков, который
принято называть смелостью. Это, как говорят математики, условия
необходимые, но недостаточные. Чтобы успешно воевать, надо владеть тактикой, надо непрерывно изобретать все новые и новые неожиданные для противника и
выгодные для себя ухищрения. Ум, сообразительность, интеллект на войне
нужны, оказывается, не меньше, а больше, чем едва ли не во всех других видах
деятельности
в бою более жестокое, да и в исполнение приводится чаще всего
незамедлительно, без малейшей отсрочки.
Попав вскоре после начала Великой Отечественной войны на фронт, я в
первое время чувствовал какое-то подспудное, но непроходящее беспокойство по
поводу того, что так и не успел, за всякими текущими испытательскими делами, должным образом изучить тактику военно-воздушных сил (оказывается, делая
выводы из рассказов наших уже повоевавших коллег, додумал все-таки не до
конца). Тактика эта представлялась мне тогда неким универсальным сборником
рецептов, строга следуя которым будешь воевать «правильно», а значит, с
максимальным эффектом и наименьшими шансами сложить голову самому.
Однако, поскольку никто мне подобного рецептурного справочника на войне
почему-то не предложил, пришлось соображать самому, причем соображать не
мешкая, — боевые вылеты шли один за другим по нескольку раз в день.
И тут-то, убедившись, что в общем не боги горшки обжигают, и пришел к
несколько неожиданному для себя, но в тех условиях весьма утешительному
выводу, что вся тактика в том только и состоит, чтобы мыслен-8но поставить себя на место противника и делать то, чего он меньше всего
ожидает.
Впоследствии я понял, что конечно же тактика — категория гораздо более
сложная и емкая, чем следовало из моей лихой экспромтной формулировки. Но, наверное, что-то более или менее существенное из понятия тактики в этой
формулировке все-таки было. Во всяком случае, действуя в соответствии с ней, я
чувствовал под собой нечто вроде теоретической базы, — это всегда действует
успокаивающе, — а главное, не имел особых оснований жаловаться на
результаты.
Но все это пришло значительно позже.
А в довоенные годы, о которых идет речь, наших летчиков ждал еще не один, так сказать, предварительный экзамен. Конфликт между Японией и
дружественной нам Монголией, начавшийся весной тридцать девятого года в
районе реки Халхин-Гол, сложился для нашей авиации поначалу не очень
благоприятно. В боях с японскими воздушными силами она несла серьезные
потери и в первое время оказалась не в состоянии обеспечить монгольско-советской стороне господство в воздухе.
Если наши истребители-монопланы типа И-16, именовавшиеся
«скоростными» (в то время скорость в четыреста пятьдесят километров в час
давала на это право), воевали еще более или менее успешно, то маневренные