Избранное. Повести и рассказы
Шрифт:
– Верю, верю, – сказал дьяк. – Молодцы.
– Мы его живым хотели, – сказал Мымрин. – Да стена рухнула.
Полянский был умен. Дуракам в Тайных дел приказе нечего тайно делать. Он понимал, что это никакой не Иван Щур, а так, чужие кости. Но делал вид, что верит, и соколы делали вид, что они и вправду соколы, в огне не горят и в воде не тонут…
– Что, Ивашка, набегался? – глумливо обратился к мешку Мымрин. – Будешь еще государю охальные письма подметывать?
– Да, – согласился дьяк. – Теперь много не напишет. Надо государю доложить да похоронить бесчестно…
Алексей Михайлович, вопреки Блюментросту, долго жить будет: легок на помине. Дьяк и
– Здравствуй на многие лета, государь-царь и великий князь! – сказал дьяк.
– Здравствуй, Иванушко (Данилушко), – очень ласково сказал Аз Мыслете. – И вы здравствуйте, соколы мои зоркие, Васенька и Авдейка… Что это вы копченые такие? Не Ваньку ли Щура ловили?
– Точно так, государь: изловили и представили! – ликовал дьяк. Он сделал Авдею знак, и тот снова высыпал Ивана Щура пред царские очи.
– А что же, вживе не смогли? – продолжал промеж тем царь.
– Стена рухнула, – сказал Васька. – Только по подковкам и опознали: они у вора серебряные…
– Серебряные… – повторил государь-царь. – Золотые вы мои, адамантовые! Государству радетели! Упасли, уберегли! А как же он обгорелою ручкой своей еще письмецо мне написал? А?
Соколы привычно затрепетали. Дьявольские бумажки, видно, и в огне не горят!
– Сами в Сибирь пойдете или как? – поинтересовался царь.
– Последнее письмо-то! Истинный Бог! – закричал дьяк, пытаясь спасти положение. – Больше не напишет!
Государь вроде успокоился.
– А и вправду, – сказал он. – Не напишет ведь…
Соколы оклемались от страха.
– Что, Ивашка, отписал свое? – снова начал шутить над костями Мымрин.
Государь шутку любил. Посмеялся даже маленько.
– Отписал, – сказал государь. – Будя…
Соколы приготовились к наградам.
Тем часом улыбка с царского личика пропала, как не была.
– Прислал мне вор в письме копеечку денег и приписывал при этом: на погорелое-де, – прошипел Алексей Михайлович. – Что же он, про пожар загодя узнал, что ли? Государю лгать! Помазаннику! А воры тем часом у меня за спиной с кистенями стоят! Вон, третьеводни портновский мастер Ивашка Степанов опашень мой примерял! Скоро порты последние стянут! Собирайся-ко, Иван (Данило), в монастырь бессрочно! А этих плетить и в Сибирь на солеварни!
Дьяк Полянский так поглядел на соколов, что им враз стало ясно: ни до какой Сибири они и не дойдут даже… Государь топал толстыми от водянки ногами, плевался, топтал ложные кости, бил соколов пресловутыми подошвами по щекам. От ударов царя Тишайшего Мымрин пришел в ум и сразу составил план. Пав на ковер, он стал кататься и валяться в ногах Алексея Михайловича.
– Не вели казнить, государь, вели говорить! Отец родной! О твоем государевом достатке пеклись! Казне твоей прибытки наметили!
Услыхав про казну, государь перестал драться и прислушался.
– Вор на Москве ищет клад князя Курбского, утеклеца за границу! – торопился спастись Мымрин. – Вору место клада доподлинно ясно, мы его выслеживали, до срока имать не хотели, думали разом с кладом на твои, государь, именины представить.
– Стой, – сказал государь. – А почто не выдали его в Стрелецкий приказ? Ефимка спросил бы на нем про клад…
– Что ты, государь! А ну как ворина уперся бы и не сказал?
Алексей Михайлович хмыкнул:
– Складно. А велик ли клад?
Мымрин напрягся и подсчитал:
– Куда как велик, государь! Вторую Москву можно построить! Даже две!
Такие богатства понравились Романову. Они были кстати.
– Ну что ж, – сказал он. – Это надо, это хорошо… – Потом снова налился кровью и спросил криком: – А почто костей натаскали? Опять лгать?
– Хотели мы, государь, тебе этот сделать… как его…
– Сюрприз, – подсказал Полянский, знавший иностранное слово.
– Виноваты, государь! – завыл Авдей. – Не губи!
Царь столь же быстро остыл.
– Срамцы, – сказал он. – Хоть бы кости одинакие подобрали. Словом, так: Ванька (Данилка), головой ответишь! Месяц вам сроку даю! Чтобы и клад, и вора представили!
– Да мы бы и нынче представили, кабы не пожар!
– Да, – вспомнил царь. – Узнать заодно, отчего горело.
– Будет учинено, – обещал дьяк.
– Отправить человека с посольством Мясева в Стекольну…
– Будет учинено.
– Отписать на государево имя вотчину Петра Жадовского, что в Дмитровском уезде, буде упрется – принудить…
– Будет учинено.
– Подьячих Ваську Мымрина да Авдейку Петраго-Соловаго за ложный обман и нерадивость плетить, на розыск же вора и клада выдать им, Ваське и Авдейке, полста рублей денег.
– И то будет учинено, государь, – злорадно и в то же время с завистью сказал дьяк, и соколы поняли: плетить будут как надо!
Все распоряжения по Приказу тайных дел отдавались устно.
Глава 6
Город Москва – большой город, от этого в нем много народу. Так этого народу много, что немудрено затеряться человечишке и пропасть на вечные века. И никто не спросит, кто таков был – Фома либо Ерема.
Но вот появились на Москве двое, что смутили покой и торговых людей, и лиходеев.
Приехали, сказывают, с Тобола-реки, продали, сказывают, беззаконно сто возов мягкой рухляди, денег имеют бессчетно и за все платят любекскими ефимками без государевой печати, и таможенные головы их не трогают, потому подкуплены, и те двое собираются купить каменный дом и лавку и учать торговлю скобяным товаром, а пока ходят и прицениваются, а у каждого пудовая зепь ефимков под кафтаном…
Московские шиши-де пробовали всяко до тех ефимков добраться, да без пользы. Те же торговые люди, братья Хитровановы, Нил и Мина, ходят в больших бородах, на глазах же имеют заморские зеленые стекла, чтобы смотреть хозяйским глазом, нельзя ли произвести какого-нибудь обману, часто сидят в кружалах и со срамными девками веселятся гораздо. Неделя как появились, а уж прогремели на весь город превеликим богатством и кабацкими бесчинствами, а будучи за бесчинства уводимы стрельцами, всякий раз возвращались для себя безвредно и бесчинствовали пуще. Умные знающие люди сказывали, что это не купцы, а ведомые воры Ивашка и Федька, братья Щур; кто говорил, что не братья Щур, но беси-поджигатели, поскольку объявились сразу после пожара, и деньги их сатанинские, и что беси те хотят за серебрецо свое сатанинское скупить всех московских жителей души, вкупе с государем и патриархом, да и запалить столицу снова, на этот раз целиком и до основания. Гулящая Дарьица-Егоза клялась и божилась, что Мина Хитрованов весь покрыт шерстью и иногда пахнет серой, а у Нила Хитрованова на груди висит знак турецкого Магмета – месячный серп и звезда. Тогда же стали поговаривать, что в вышнем дому народился Антихрист, а как народился, сразу прочитал «Верую» навыворот, и, когда войдет Антихрист в силу, всех обратит в свою заморскую ересь, сиречь лютеранство, зачнет строить на гнилой болотине град, будет ту болотину мостить и гатить мужиками и заместо свай забивать мужиков же. А купцы Хитровановы того Антихриста как бы предтечи, вроде Крестителя, только наоборот.