Избранное. Том 1. Стихотворения

Стихотворный том Василия Макеева построен по хронологии изданных книг и крупных публикаций. В книгу не включены поэмы «Фетисов плес», «Соловьи в почтовом ящике» и «Годк`e» – так решил сам автор. Датировать написанные стихотворения Макеев считал излишним, давая им волю не зависеть от лукавой авторской самозначимости. Есть книги, по ним, мол, и судите. Правота поэта в этом вопросе очевидна. Но имеет право быть и иная точка зрения.

Сорок с лишним лет творческой работы, распределенные по пяти разделам этой книги, говорят сами за себя. 1965 год, автору семнадцать лет, написаны уже такие стихотворения, что не стыдно включить их в любой последующий сборник. Удивительно, но одни из самых ярких стихотворений Макеева «Признание», «Имя», «Дождик падал монотонно…», «День прощения» и другие уже созданы им, семнадцатилетним, живут, публикуются, изумляют.

Еще до выхода первой книги «Небо на плечах» (1966) опубликована в «Молодом ленинце» легендарная макеевская литстра-ница,

с которой, если говорить честно, началась настоящая литературная слава Василия Макеева, его необычная, одновременно светлая и трудная поэтическая судьба.

Вполне понятно, что литстраницу свою в газетном выпуске № 34 (7015) от 23 марта 1966 года Макеев не сохранил. Друзья нашли ее через сорок лет – сильно пожелтевшую, хрупкую, наивно оформленную. Именно поэтому, не имея возможности показать газетный листок в полном формате, мы решили вынести стихи той публикации с напутственной врезкой Юрия Окунева в начало книги, перед первым разделом. Пусть это станет особой радостью, своеобразным сувениром для поклонников поэзии Макеева и самого Василия Степановича!

Давно известно, что количеством написанных стихотворений творческий путь не измеряется, а качество стихотворной строки – понятие вкусовое. Между «нравится» и «не нравится» заключено так много нюансов, что вряд ли есть смысл напрягать читателя профессиональной терминологией. Макеев стремится к ясным взаимоотношениям с теми, кто берет в руки его книги: нравится – читай, не нравится – ищи другого поэта. Никаких обид! Уж кому-кому, а ему-то хорошо известен обретенный в творческих муках его читатель – живой, горячий, откликновенный, без сомнения, предпочитающий компьютерным вариациям щемящую исповедь листопадной человеческой души. Певец природы и «любовного греха», Василий Макеев стремится писать с натуры, не забывая добавлять к любой картине каплю живой душевной горечи.

В его поэтическом томе много подтверждений этому. Если говорить совсем точно – без малого пятьсот стихотворений. Подведя незамысловатый итог, поэт по-детски огорчился: «А я думал, тысяча……»

Что ж, пятьсот стихотворений – не рекорд для поэта, но разве к этому стремился Макеев! Подходя к поэме «Прощание с поэзией», завершающей книгу, автор, быть может, сказал не все, но главное сказал. К тому же жизнь продолжается, мастерство не иссякло, не мутнеют ясные зеркала, в которых душа ищет свое отражение. Друзья и почитатели Василия Макеева верят, что родниковые и речные зеркала его поэзии отразят еще многие закаты и рассветы столь любимого им неба, счастливо опустившегося однажды на еще мальчишеские плечи талантливого поэта, не мнящего себя ни гением, ни классиком, ни даже первым из числа поцелованных в темечко Богом. Время покажет!

Т. Б.

Я раскрываю обыкновенный, скромный с виду, небольшого формата блокнот. Читаю слова, написанные неброским, неуверенным почерком: Василий Макеев. Ученик 11-го класса новоаннинской средней школы № 1. «Признания», стихи. 1963–1966 годы.

Мне приходится раскрывать сотни подобных блокнотов и тетрадей, всегда с тайной надеждой: а вдруг…… Но надо признать, что ожидание редко становится открытием. Иногда встречаются удачные строки, иногда все стихотворение звучит взволнованно и все же чаще всего подражательно, несвоеобразно.

Самостоятельность интонации – явление чрезвычайно редкое, даже в стихах взрослых людей, умудренных опытом жизни. Что же можно ожидать от ученика одиннадцатого класса?.. И вот, раскрыв наугад, читаю:

Ручьи по колеям наперегонки,И ветер озорует, как босой.Блаженно поприщурились пригорки,Папахи снега сдвинув на висок.

Жадно начинаю читать стихотворение за стихотворением: удивляет сочность красок, неожиданность образов, первозданность поэтического видения, новизна чувства. Богатство воображения не отрывает поэта от родной земли.

Никакой стилизации и подделки! Язык живой, естественный. И тут невольно вспоминается письмо Михаила Исаковского, опубликованное в сборнике «День поэзии» за 1965 год.

В нем маститый поэт сетует на то, что «очень большую группу молодых поэтов ни в коей мере не интересует народность». Верится, что очень земные стихи совсем еще юного Василия Макеева своей свежестью и острым чувством народности принесли бы радость Михаилу Васильевичу Исаковскому, обнадежили его.

В блокноте 27 интересных самобытных стихотворений. Да ведь это же первая книга поэта! Почему бы «не издать» ее сначала на страницах «Молодого ленинца», где уже и раньше публиковались его стихи? И тем самым передать на предварительное рассмотрение «первой инстанции» – строгого, взыскательного читательского суда?

Василий Макеев – участник областного совещания молодых авторов.

Доброго пути тебе, Василий Макеев!

Ю. ОКУНЕВ

Газета «Молодой ленинец», № 34(7015), 23 марта 1966 г.

Тетю Веру называют тронутой,Не рискуя ахнуться впросак, —Так она идет аршинно-строгаяС оловянным маревом в глазах,В магазинах очереди путая,Не качнув болезной головой…А услышит шепот: «Полоумная…» —Обольются губы синевой.И тогда в припадочном угаре,Раздирая судорожно рот,Тетя Вера в копоти и гариЗа солдатом раненым ползет…О, людская лапотная слепость,Разве в этом не твоя вина,Что поныне горько и нелепоЖенщину преследует война?Не дает покоя и прохода…Но бывает изредка, во снеДень Победы к женщине приходитВ поцелуях, плаче и весне.И тогда с лучистыми глазами,На груди награды расплескав,Тетя Вера ходит по вокзаламИ кого-то ждет издалека.Ждет-пождет…И прежняя история:За спиной качаются смешки,Наяву – соседи в санаториях,Только ей советуют – в Ложки.И все так же называют «тронутой»,И другие славят имена…Женщину, святую перед Родиной,До сих пор преследует война!Да одна ли травму получилаИ безумна стала, и проста?! —Как слепые пули приручила,Так людскую слепость не прошла.Я хочу, чтоб памятно и честноВ песню бы вошла она и в стих,Чтобы, славя мертвых неизвестных,Мы не забывали о живых.Чтоб никто о горе не умалчивал,Чтоб ее не мучила война,Чтоб была ей Родина не мачехой,Родина, что ею спасена! Парные щи в щербатой чашке,Прозрачный, хрупкий холодец,И мама, тихая от счастья,И чуть подвыпивший отец.Все ешь да ешь – хоть до отвала,Хоть ты вспотел, хоть изнемог,А маме мало, маме мало,А мама просит:– Ешь, сынок!Что ж, жизнь спешить нас приучилаИ быть проворным на подъем.Но как же прост домашний, милыйИ притягательный прием.Все ешь да ешь…Как будто в миреНе стало суеты сует,Как будто, легкий на помине,Ты сам дородный домосед.Возьмешь котенка на колени,Сестру за шалость пожуришьИ с первобытной сладкой леньюДо плеч закутаешься в тишь.Родные койку напарадят,Присядут тихо над тобой,И мама долго будет гладитьТвой волос робкою рукой… Хутора – как взбалмошные весны,Каждый двор поближе к роднику,В родниках сиреневые звездыПрямо в руки просятся и в ведраИ, роняясь, гаснут на снегу…Хутора – березовые пляски,Копны сена – небу в голова,И пурги напевные прибаски,И смешок в девичьих рукавах.Полчища сосулек на сараяхКамышовым соком налились.И жалеют землю хуторяне,Рук не отрывая от земли!Им некстати в праздности влачиться,Им любить на краешках полян,И повсюду оттепель лучитсяПо следам веселых хуторян.Хутора не могут без работы,Как сучки и ветки без ствола.А работа – до седьмого потаИ с утра, бывает, до утра…Приезжайте, люди, в хутора!Мне вдали от родины неймется,И меня бесхитростно влекутХутора – за пазухою солнце,Каждый двор поближе к роднику.