Избранное. Том 1
Шрифт:
Но в конце октября мы узнали, какие здесь бывают бураны.
Со страшной силой ветер нес снег, почти параллельно земле; сбивал с ног даже мужчин. Валю не пустили на метеоплощадку. Пошли Женя и Бехлер, держась за натянутый канат. Они еле довели наблюдения до конца. И долго потом никак не могли отдышаться. Мы очень боялись, чтобы не снесло палатку эскимосов. Но, занесенная сугробами снега, она устояла. В нашем доме было тепло и уютно. Поужинав в тот вечер кое-чем (плита не топилась: дым гнало обратно), мы, как всегда, собрались в кают-компании. Валя
Наконец она не выдержала и со своей обычной прямотой спросила у меня:
— А Дмитрий Николаевич сейчас не боится там один?
— Боится... папа? — Я удивленно посмотрел на нее.
— Что тебя удивляет?
— Разве взрослые боятся?
— Когда человек один, всегда как-то страшно,— серьезно произнесла Валя.— Ты бы хоть Кудесника своего послал с отцом.
Я смутился. Почему-то я ни разу не подумал, что отцу боязно или тоскливо одному. Он звал меня с собой, а я отказался. Предпочел быть там, где веселее.
Той ночью, лежа с Кудесником на папиной постели, я думал о своих родителях. Думал о маме, которая в Москве и уже не знает никаких буранов. Добьется ли она славы? Отчего первое выступление ее было неудачным? Думал об отце. Мне было теперь совестно, что я отказался с ним ехать. Какой ураган... А вдруг снесет дом на леднике и он покатится прямо в пропасть? Ветер выл за стенами, как сотни голодных псов. И я никак не мог заснуть от тревоги и тоски. Засыпая уже под утро — условное утро, потому что та же темная, непроницаемая ночь была за окном,— я решил, что в следующий раз непременно "поеду на ледник с папой. Мне было стыдно. И я вдруг подумал, что бабушка ошибалась в папе, как ошибалась, впрочем, и в дочери. Ведь мама отнюдь не Клара Копперфильд!
Ураган бушевал шесть суток. А потом стало тихо, ясно, взошла полная луна. Ермак на вертолете слетал за отцом. Я очень соскучился по отцу и был рад его возвращению.
До Нового года не произошло ничего особенного, никаких событий. Ермак в полнолуние летал в Магадан и доставил почту и посылки, а также личные заказы. Особенно много просил купить Кэулькут. Он дал целый список вещей. Отец случайно видел этот список и удивился, потому что это все на станции было. Но Кэулькут сказал, что хочет иметь свое собственное.
Одно событие все же произошло: заболел наш кок. Он, наверное, простудился, когда разгоряченный выскакивал из камбуза наружу. Отец, немного понимающий в медицине, нашел у него воспаление легких и сам делал ему уколы пенициллина. Все поочередно дежурили у постели бедняги Гарри. И я тоже. Я сидел возле него и читал. Гарри бредил. И не такая уж высокая температура была у него — всего 38, а он уже никого не узнавал.
— Эй, на корабле! — орал он на весь дом.— Не видели вы Белого кита? Людей в мою лодку!.. Ударим кость о кость!.. Кто там пилит старые челюсти? Нужно вскрыть трюм и выкатить бочки! Дьявольщина!.. Убрать брамсели!.. Гей! Где мой гарпун?.. Квикег умирает, но не сдается!.. Стыд и позор! Якоря вот-вот сорвутся: Странные ужимки... На кой черт сдался мне этот шоколад?.. Поддался!.. Табань, табань!.. Белый кит плюет черной кровью...
— Какой странный бред! — сказала Ангелина Ефимовна. Она стояла в дверях. Отец, кипятивший шприц, обернулся к ней и в знак согласия кивнул головой. Мне почему-то стало смешно.
,— Это он из «Моби Дика», кроме, где про шоколад... Раскаивается, зачем украл.
— «Моби Дик»? — удивилась Кучеринер.
— Ну да. Капитан при расставании подарил ему эту книгу, и Гарри все перечитывал ее, хотел понять смысл подарка. Потому и заболел, что перечитывал ее уже в третий раз. Я один еле осилил!
— Чушь! — оборвал меня отец.— Заболел потому, что простудился.
Помогли ли уход и уколы, здоровый организм или отдых от «Моби Дика», но только Гарри поправился. Похудевший, побледневший, со взъерошенными рыжеватыми волосами, он вернулся в свой камбуз. Я пошел помогать ему, так как Мария была занята мытьем склянок для бесконечных анализов воды из теплых источников.
— Твой отец спас мне жизнь! — проникновенно сказал Гарри Посуда так и летала в его ловких, как у жонглера, руках. Я чистил картошку и вопросительно взглянул на него.
— Мне казалось, что я ухожу на дно моря от этого проклятого кита. Еще бы немного, и я захлебнулся. Но твой отец вовремя привел меня в чувство... Ты больше не видел того человека? Помнишь, ты рассказывал...
— Алексея Абакумова?
— Ну да.
— Не видел. Он ушел с этих мест.
— Не думаю.
— Ты что-нибудь знаешь, Гарри?
— Только то, что наш Кэулькут пошел на охоту с огромным мешком, набитым всяким добром, даже настенными часами-ходиками, а вернулся с пачкой выделанных мехов. Как фокусник, да?
Я вздрогнул. Последнее время страхи оставили меня. И вот... значит, Кэулькут снова встретился с ним! Ходил менять ходики... Вот для кого был предназначен список вещей!..
Я долго думал, как быть. Перед сном, когда мы остались с папой вдвоем, я все рассказал ему.
— Почему ты не рассказал раньше про Кэулькута?
— Я обещал ему.
— А теперь?
— Ложное обещание. А если Абакумов сделает зло?
— Ты хорошо поступил, что рассказал.
Отец, видимо, посоветовался обо всем с Ермаком и Женей. Они вызвали Кэулькута и долго убеждали его в чем-то — наверное, сказать, где скрывается Абакумов. Но Кэулькут отказался наотрез.
— Я обещал! — твердил он.
Кэулькут умел держать слово. Я думал, что он рассердится на меня, но он по-прежнему обращался со мной ласково, как и со своими детьми. Только больше никогда ничего не рассказывал. Это было немного обидно.
И снова ожили страхи. Проклятый Абакумов снился мне в кошмарах чуть ли не каждую ночь.
Я орал во сне как оглашенный, отец будил меня и иногда брал к себе в постель, как маленького, так как я весь трясся. Наяву я не боялся, потому что был всегда с людьми.