Избранное
Шрифт:
— Сейчас тысяча девятьсот сорок четвертый год, а не эра правления Гуансюя, — холодно проговорила Шушэн, — времена нынче другие, и счастье не в забинтованных ногах.
— Ах, вот ты чем меня попрекаешь?! Ну и что ж от того, что мне ноги бинтовали?! Как бы там ни было, я мать Вэньсюаня и твоя свекровь. А ты мне противна и убирайся отсюда!
Вэньсюаню показалось, что его ударили в самое сердце. Он застонал, отшвырнул одеяло и, стукнув себя кулаком по лбу, закричал как безумный:
— Лучше бы мне умереть!
— Что случилось? — испуганно проговорила
— Сюань, что с тобой? — вторила ей мать.
— Перестаньте, — только и мог он произнести, утирая слезы, закрыл лицо руками и тихо заплакал.
— Ну не волнуйся… мы больше не будем ссориться, — сказала, помолчав, мать.
— Будете, будете, я знаю.
Шушэн взглянула на мужа, закусила губы, размышляя о чем-то, потом, жалея его, принялась успокаивать:
— В самом деле, Сюань, мы больше не будем ссориться.
Он отнял руки от лица, глазами, полными слез, взглянул на мать и жену, взмолился:
— Я долго не протяну, дайте хоть немного пожить спокойно.
— Сюань, не говори так, ты выздоровеешь, — сказала мать.
— Успокойся, — просила жена.
— Только бы вы не ссорились, тогда, может быть, я поправлюсь. — Он улыбнулся сквозь слезы.
Когда он уснул, мать пошла за врачом, а жена, прислонившись к окну, стала смотреть на улицу. Неожиданно она почувствовала, как сжалось сердце. До каких пор может так продолжаться? Какая радость от такой жизни? Мысли путались, она боролась с собой, не видя выхода. Ни человеческого счастья, ни богатства — ничего у меня нет, я принесла в жертву все свои мечты! Что ждет меня в будущем, есть ли хоть какая-нибудь надежда? Она невольно покачала головой, вспомнив свои страдания в этой семье, вечные ссоры со свекровью, усталый, печальный голос мужа. Каждый день одно и то же! Какой-то заколдованный круг! И вдруг она отчетливо услышала: «Убирайся!»
Она тихонько кашлянула, посмотрела на мужа. Желтые, с сероватым оттенком ввалившиеся щеки, слабое, безжизненное тело. «Он обречен», — в страхе подумала Шушэн, отвернулась и снова стала смотреть в окно. Почему я должна быть нянькой при нем? Почему должна вечно ссориться с этой женщиной? «Убирайся!» Ладно же, я пойду своей дорогой! Тебя это не касается. Надо отбросить все колебания, ради себя, ради своего счастья. Счастья? Да, счастья! Я должна за него бороться… перед глазами встал образ сына, этого малыша с лицом взрослого человека. «Сяосюань, — произнесла она вслух. — Ради Сяосюаня…» Он не очень-то любит меня. Впрочем, ему и без меня будет неплохо, я буду помогать ему, как сейчас. Даже муж не помеха.
Вэньсюань все еще спал, он не догадывался о ее мыслях, этот жалкий человек.
Итак, расстаться с ним или пожертвовать своим счастьем?.. Он ведь обреченный. Смогу ли я спасти его, заставить свекровь полюбить меня, сумею ли ладить с ней? Не смогу. Надо себя спасать.
В это время пролетел совсем низко китайский самолет, и его гул прервал ее мысли.
Надо найти Чэня — он поможет избавиться от этой страшной семьи. Шушэн воспрянула духом, ее бросило в жар, сердце учащенно забилось. Она была полна решимости. Взяла из ящика свою сумочку и направилась к двери, уже выйдя в коридор, вспомнила, что свекрови нет дома и муж совсем один. Совесть не позволила ей уйти, она вернулась.
Вдруг Вэньсюань всхлипнул, позвал ее. Она склонилась над ним.
— Что случилось?
Он взял ее руки, крепко сжал, что-то тихо шепча. Она не отняла рук. Их взгляды встретились.
— Ты здесь? — испуганно и радостно проговорил он слабым голосом. — Не уехала?
— Уехала? Куда?
— В Ланьчжоу. Мне снилось, что ты уехала, а я лежу в больнице. Мне было так одиноко, страшно.
Она вздрогнула.
— Какое счастье, что это сон, — слабым голосом проговорил он. — Ты не оставишь меня, правда? — В его дрожащем голосе, глазах была мольба. — Нам теперь недолго быть вместе.
— Я не уеду, успокойся. — Сердце Шушэн разрывалось от жалости к этому несчастному. От ее решимости не осталось и следа.
— Я знаю, ты меня не оставишь, хотя мама старается меня в этом уверить. Ты уж прости ее, старые люди со странностями.
Слово «мама» было для нее хуже пощечины, Шушэн замерла, по лицу пробежала судорога, она не могла слышать этого слова, как ни боролась с собой.
— Спасибо тебе, — сказал он. — Я не долго буду мучить тебя. Но у нас есть сын. А отец я все равно плохой.
— Не надо об этом. — Она резко высвободила свои руки. Он словно нарочно терзал ее. Хоть бы выплакаться, она так настрадалась.
Он долго молчал, потом вздохнул:
— Шушэн! Тебе лучше уехать, я хорошенько все обдумал. Ты так страдаешь из-за меня! А о будущем… просто не смею думать… Я не вправе тебя удерживать… Видишь, как у меня со здоровьем… Уезжай… — Он умолк, не в силах продолжать.
Она поднялась, вздохнув:
— Ладно. Все это бесполезные разговоры!
Он закашлялся, кашлял долго, даже покраснел весь. Она принесла воды. Он отпил несколько глотков, но кашель не проходил. «Только бы она не заметила крови», — думал Вэньсюань.
— Скоро придет врач, — сказала Шушэн.
— Зачем? Это непозволительная роскошь, — вздохнул он. — Я соглашаюсь только ради матери.
— Даже сейчас ты думаешь не о себе. Добряк, — растроганно, но с чувством обиды проговорила жена. — Этот мир не для таких, как ты. Ты невольно причиняешь зло и себе, и другим.
Послышались шаги. Она отошла к столу и села. Мать привела доктора Чжана. У него было доброе, умное лицо. Он все понимал. Как и в прошлый раз, быстро осмотрел больного. «Вэньсюань доживает последние дни. Врач тут бессилен», — подумала Шушэн, слегка нахмурившись.
— О, не беспокойтесь! Примите лекарство, и все будет в порядке, — уверенно говорил доктор.
— По-моему, это чахотка, — робко проговорил Вэньсюань.
— Нет-нет, что вы. — Доктор покачал головой. — Это печень. Пейте лекарства, меньше двигайтесь, обещаю полное выздоровление, — ласково улыбался он.