Избранное
Шрифт:
Вот так завершился жизненный путь этого монаха, и с его кончиной в маленькой обители Старопатицы воцарилось запустение. Тодор Аныма забрал ерусалимку, привезенную его дедом, к себе домой, не сообщив об этом властям, а козу отдали двум монашкам из скального гнезда Разбойны. Мертвый альбинос остался во дворе. В этот же день на него налетели сердитые мухи с собачьей могилы. Ничто так сильно не привлекает мух, как мертвый еж!
Обычно считается, что, когда человек умирает, его история на этом заканчивается. Но Йона так не считал, и потому он решил сам расспросить либо Шушуева, либо монахинь, а если в обители случайно появится незнакомец в кителе, то и его спросить, что именно привело его
От Шушуева Йона узнал очень мало, можно сказать, почти ничего, больше рассказали ему монахини. Увечная видела не все, что происходило в монастыре, потому что то она молилась в церкви, то беспамятная вносила ее в келью, а беспамятная не в состоянии была рассказать Йоне все по порядку, воспоминания у нее были отрывочные. Она помнила, что молочную кукурузу сварили и съели, что монах несколько раз поднимался на колоколенку и смотрел сверху на лес, что потом его зазнобило, и он надел поверх подрясника фуфайку. Потом он дал козе кукурузных листьев, потом куда-то исчез и к вечеру появился снова, при этом его трясло еще сильнее. Позже беспамятная увидела блудного сына в белесых галифе и здоровенных красных башмаках. Он стоял у монастырских ворот и, сняв фуражку, вытирал платком лоб. Беспамятная ждала, когда он переступит порог и войдет в обитель, надеялась, что его можно будет усыновить, чтоб он не скитался больше, одинокий и блудный, однако блудный сын постоял у ворот, вытер пот со лба и, нахлобучив фуражку, пошел своей дорогой.
«Этого человека я вижу словно бы вдали!» — будто бы сказал монах и пошел доить козу, беспамятная услышала доносившиеся из хлева крики, побежала к хлеву и увидела, что монах стегает козу веревкой. Его, похоже, затрясло еще сильнее, когда он увидел, что еж-альбинос сосет козье вымя, а коза стоит себе смирно. Коза, вереща, выскочила из хлева, кинулась в церковь, альбинос — за ней. Доситей по дороге подхватил железные вилы и тоже бросился в церковь. Когда он снова появился во дворе, беспамятная и увечная (она уже смотрела из окна) увидели, что на железные рога вил насажена ерусалимка — наверное, он нечаянно сорвал ее вилами, когда гонялся за козой. Коза все так же убегала от монаха, за козой бежал альбинос, но монах настиг его и проткнул вилами. «Ах ты, тварь, — сказал он, — я надеялся, что ты у меня гадов будешь истреблять, а ты мою козу сосешь! Вот тебе, вот тебе!»
Прикончив ежа, монах словно бы приходит в себя и бросает железные вилы. На некоторое время он запирается у себя в келье, продолжая дрожать в лихорадке, а в сумерки выходит во двор, чтобы попросить беспамятную позвонить вместо него к вечерне, потому что ноги его не держат и ему трудно взобраться на звонницу. Еще он просит беспамятную, когда она заберется на звонницу, посмотреть сверху, не идет ли по дороге человек в кителе. Увечная монахиня со своей стороны советует ему надеть теплые шерстяные носки и растереться керосином, но Доситей говорит ей, что лучше он обогреет келью, для этого он берет жаровню и разжигает в ней уголь. Жаровня еще стоит во дворе, когда в монастыре появляется Шушуев. Он видит, как лихорадит монаха, и, растревожившись, сам вносит жаровню в келью и отливает из керосиновой лампы керосин, чтобы тот растерся. Шушуев советует Доситею оставить окно открытым, потому что держать в комнате жаровню опасно, в жаровне мог остаться непрогоревший уголь, от которого легко угореть. Когда Шушуев собирается идти в деревню, монах просит его разузнать, не заночевал ли там неизвестный человек в кителе. Шушуев обещает это проверить и прийти рано на следующее утро навестить Доситея и заодно сообщить, удалось ли ему узнать что-нибудь о неизвестном человеке в кителе.
Беспамятная запирает за Шушуевым монастырские
Однако кого собиралась усыновить беспамятная и зачем, она не смогла объяснить Йоне и только сбила его с толку, а когда прибыли следственные власти и экспертиза, она успела забыть, что шел какой-то разговор об усыновлении, и помнила только о приходе Шушуева.
Беспамятная возвращается к своей увечной сестре, а увечная, по ее словам, все это время сидела на стуле у окна, держась руками за подоконник. Увечная считала, что монахом овладело безумие, поэтому она допоздна читала молитвы, а когда сестры уже ложились спать, они услышали в темноте, как кто-то ходит по веранде. Заскрипела оконная рама, тихо звякнуло стекло, по веранде что-то затопотало, послышалось тяжелое дыхание. Монахини испугались еще больше, они подумали, что на веранду пробрался какой-то человек, но не успели они закричать, как в темноте у самого окна заверещала коза, и они услышали, как она стучит копытцами по веранде, потом спускается по ступенькам на землю и верещание ее доносится уже со стороны хлева. Несколько раз в течение ночи они слышали несвязный говор и думали, что это монах бредит в своей келье.
На рассвете их будит своим верещанием коза, беспамятная выходит из кельи и находит скорчившегося в своей постели Доситея, а на полу — обгоревшее одеяло. Она сообщает об этом увечной, потом поднимается на звонницу, чтобы ударить в колокол, и оттуда видит Шушуева, который идет в монастырь. Йона спрашивал беспамятную, видела ли она утром около монастыря блудного сына (речь шла о том самом незнакомце из Софрониева — или ниоткуда, — у которого были белесое галифе и здоровенные красные башмаки). Беспамятная сказала, что блудного сына она не видела, зато видела двух вооруженных людей.
Двое вооруженных людей были Йона и Тодор Аныма. Когда они вошли во двор, Йона увидел, что железные вилы прислонены снаружи к закрытому окну; он обратил на это особое внимание, потому что никто не прислоняет вилы к оконному стеклу. Когда Тодор Аныма закрыл дверь кельи и лицо его заволокло туманом, он тайком от Йоны и от Шушуева переставил вилы к стене. Видно, ему пришло в голову, что кто-то приходил ночью, закрыл открытое монахом окно и припер его железными вилами. Именно поэтому монахини слышали скрип оконной рамы и звон стекла. Таким образом, думал Йона, и был отравлен бредивший в ту ночь монах. А кто был заинтересован в том, чтобы монах отравился, чтобы он так страшно умер в своей келье, Йона так и не смог дознаться.
Монаха обмыли и похоронили в монастырском дворе. Тодор Аныма присутствовал при обмывании, и Йона спросил его, не видал ли он, обрезан был монах или не обрезан. Тодор Аныма ответил на его вопрос не прямо, а следующим образом, следующими словами: «Душа у монаха была обрезана, душу свою он продал туркам!» Йона спрашивал об этом же и Шушуева, но и Шушуев не выдал тайны. Зато ему сообщили один очень странный факт. Когда монаха стали перед обмыванием раздевать, обнаружилось, что одна его нога разута и пятка почата бритвой.
Что значит «почата»? По невежественным и суеверным представлениям былых времен, человек после смерти может стать вампиром, приходить к своим близким, пугать их и так далее. Чтобы предотвратить это, суеверие придумало резать бритвой голую пятку покойника, чтобы помешать ему приходить к родственникам. В годы между двумя мировыми войнами можно было услышать, что то здесь, то там «почали» покойника, но уже много лет как этот обычай был забыт. В наше время, утверждали Тодор Аныма и Шушуев, только сумасшедший может приложиться бритвой к босой пятке покойника.