Избранное
Шрифт:
— Премного благодарен. Я стал еще более одиноким.
И в своей замкнутости он до самого дома больше не проронил ни единого слова.
Да и у меня пропало желание поддерживать беседу. С кем сражаться? С тенями, с призраками? Утомительная и не сулящая лавров борьба.
18
Я сожалел об инциденте. К счастью, дом был уже рядом, и граф моментально преобразился в гостеприимного хозяина.
У края бурой лужи он жестом гофмейстера предложил мне первым ступить на обломки кирпича, а когда я отклонил его приглашение, сам прошел вперед с естественностью, свойственной
Мы основательно припозднились. Но дамы, приготовив обед, с пользой употребили оставшееся время.
Я едва узнал кухню. Шкафы, правда, повернули всего лишь на каких-нибудь пол-оборота, но плита исчезла начисто, как по мановению жезла. Больших пиршественных залов не существовало даже в эпоху Людовика XV. Теперь передо мною была уютная столовая в стиле барокко, где мебель той эпохи — с улыбкой, но с улыбкой серьезной и церемонной — как бы выполняла по просьбе хозяев несколько чуждую ей, временную роль. На подлокотниках большой молитвенной скамьи ждали своей очереди блюда с салатом и клубникой, на ступени для колен — кувшин с водой. На подоконнике — цветы, у княгини — кружевной воротник и лорнет с перламутровой ручкой, у мальчика руки-ноги отскоблены докрасна.
Я выставил бутылки с вином, попросив перелить его, потому как бутылки мне предстояло отнести обратно.
А стол! Выдвинут на середину помещения, застелен белой скатертью. Посреди стола — тоже цветы, не полевые, садовые. Одной из парадоксальных особенностей этой войны было то, что мародеры и спекулянты чуть ли не одинаково презрительным жестом отмахнулись от серебра. Так что среди тарелок было разложено несметное количество тяжелых предметов и — чтобы быть точным — в том же сложном порядке, как во времена оны: двадцатью годами раньше и этажом выше, когда к ним удостоил притронуться кронпринц одной великой державы. Точно так же обстояло дело и с бокалами для питья. С той все же разницей, что среди них — аристократов — затесалось несколько крестьянских кружек. Равно как и среди выстроившихся вокруг стола графских стульев скромно приткнулось несколько нечистопородных.
На верхнем конце стола восседала княгиня, справа от княгини — я, напротив меня — граф. Мы подождали, пока княгиня, прикрыв глаза, прошелестела молитву, а затем, подняв веки, чуть заметным кивком дала понять, что можно приступать к трапезе, и сама взялась за ручку поставленной перед нею чашки.
Суп мы ели из чашек. Он был приготовлен по-венгерски, но, помимо привычных ароматов и специй, был в нем еще какой-то очень приятный привкус.
— Великолепно! — обратился ко мне граф. — Вы чувствуете?
— Что это?
Он ответил, сопроводив свои слова высокомерным движением головы; сказано это было как нечто само собой разумеющееся, а главное, такой английской скороговоркой, что я — не будучи сведущ в редкостных английских пряностях — не разобрал названия.
— Брэдфорды прислали, — вмешалась молодая графиня.
— Ноттингэмы, — поправила ее секретарша.
У этой семьи действительно были обширные родственные связи, в том числе довольно тесные и с английской аристократией, — и выяснилось это как-то между прочим, при обсуждении супа. По странному стечению обстоятельств именно через какую-то английскую ветвь семья состояла в родстве и с кестхейским князем. Тот взял в жены девицу из рода Гамильтонов, которая в свою очередь доводилась кузиной матери нашей княгини, дочери лорда Эдинбурга.
— Ноттингэмы прислали не суповой концентрат, а сухой пудинг.
— Милочка, пудинг прислали отнюдь не они, а Шеффилды. Их зять. Как бишь его зовут?
Автор не силен в генеалогических переплетениях английских аристократических родов. И поскольку не может столь поспешно восполнить этот пробел, то, опираясь на сведения, почерпнутые некогда на уроках географии в гимназии, здесь, в тексте, заменяет подлинные аристократические фамилии наименованиями английских городов.
Новое расположение мебели, уютная обстановка в стиле барокко, воссоздание былых времен, панъевропейская ретроспектива — все это поначалу даже на мух повлияло несколько сдерживающе, что ли… Число их не убавилось, более того, любопытство привлекло сюда новые армады хищных тварей. Но пока что они описывали гигантские черные круги высоко над нами, словно ежесекундно готовые спикировать штурмовые бомбардировщики.
— Их зять Плимут, а племянница Портсмут, поэтому ты их путаешь!
Еще одно очко в пользу графа! Он нашел мой взгляд, и в его снисходительной улыбке было: ну, что вы скажете на всю эту абракадабру? И граф поднес ко рту чашку.
Из зловеще кружащих под потолком черных эскадрилий и раньше нет-нет да и пикировал вниз тот или иной бомбардировщик, заложив дерзкий крутой вираж. Но то, что случилось в этот момент, определенно можно было причислить к высшему пилотажу даже с точки зрения человека, хорошо знакомого с повадками этих стервятников. Граф делал глоток, когда одна из мух на бреющем полете врезалась в бульон у самых его губ. И граф втянул эту муху.
Я осознал случившееся в следующий момент, когда он правой рукой спокойно отстранил чашку, а двумя пальцами левой точно так же спокойно — я бы даже сказал, жестом, не лишенным изящества, — без тени стеснения вынул муху изо рта, водворил ее на край блюдечка. Затем, по-прежнему невозмутимо, дохлебал из чашки остаток бульона. Даже не обратив внимания, что муха улетела.
Я чуть не вскрикнул, потом меня едва не стошнило. Леопард набросился на ребенка-туземца — такую ассоциацию чувств вызвала во мне крошечная хищница; моя сопротивляемость этой каре божией нашего отечества была сломлена в считанные минуты. Но граф казался цивилизованным путешественником в пекле Африки.
Итак, мы продолжали обед; ел и я — несмотря на вкусную еду, на приветливые слова — в настроении, напоминающем те времена, когда в подвале мы поднимали головы, заслыша вой доподлинных бомбардировщиков. Даже румяную корочку теста с жареного цыпленка я снимал с инстинктивной опаской — нет ли там мухи. Потому что мухи были всюду. В уксусе салата, в картошке жаркого, в соке клубники; и едва успели налить вино в бокалы, как мухи, конечно же, плавали и там; даже в солонке они купались, как воробьи в пыли.
Но тут нечто постороннее отвлекло от них наше внимание.
19
Подали сладкое на десерт — известный сорт печенья, которое можно и допускается есть и руками и вилкой, в зависимости от того, к какому столу оно подано, и которое, подобно надежному научному тесту, определяет, кто из сидящих за столом к какому общественному слою относится. Его подавали на безупречно сохранившихся — без единой трещинки — новых тарелочках и с новой партией серебра.