Избранное
Шрифт:
Каждое блюдо первой отведывала княгиня, этот неписаный закон этикета я успел усвоить. Все уже держали в руках вилки, но… на сей раз приборы надолго замерли в воздухе. Потому что княгиня не опускала своей дирижерской палочки.
Так как она услышала звук. Она, глухая! Какое-то отдаленное, невнятное урчание, которое даже мы смогли отличить от жужжания мух только благодаря ее предупреждению.
Это была машина. И даже не одна. Две.
Вне всякого сомнения, они направлялись сюда.
По тому, как застыли в воздухе вилки, я почувствовал, что все присутствующие, должно быть, испытывают какое-то волнение. Наступила напряженная тишина, как в кино,
Мы, все шестеро, окаменели вокруг стола.
И если бы эту сцену действительно готовили для кино, можно было бы подсказать режиссеру удачную идею: через жест, манеру держать вилку выразить душевное состояние сидящих за столом людей. Потому что каждый застыл в своей, не похожей на других позе.
О княгине, с того момента как я вошел, у меня оставалось впечатление, что она живет в постоянном страхе, скованная предчувствием ужасов. Нежная китайская принцесса «Книги песен» среди диких гуннов, которые ко всему прочему затеяли еще теперь какие-то внутренние распри. Но вот она все же опустила вилку, коснулась печенья, отделила от него кусочек. Вспомнила, очевидно, что до нее никто не приступит к трапезе. Но есть она не могла, только смотрела горящими глазами угодившей в тенета птицы на кусочек печенья, словно ждала от него пророчества.
Нервы графа были закалены в военных походах. Он ел, сидя прямо, и походил на офицера, который под ураганным огнем обходит вверенные ему позиции.
Напряженное, мучительное ожидание длилось не меньше минуты.
— Опять всего лишь к этим приехали, — нарушила молчание графиня, подчеркнуто выделив интонацией «всего лишь»и «к этим».
Только человек, занимающийся физическим трудом, мог инстинктивно так зажать в кулаке вилку, держа ее зубьями кверху, как это делала сейчас секретарша: и выжидательно, и словно бы изготовившись к обороне.
— Иначе были бы уже здесь! — через некоторое время вновь прервала паузу молодая графиня с тем облегчением в голосе, когда неясно, себя ли мы желаем успокоить или окружающих.
Мальчик не скрывал желания поскорее разделаться с едой. Как вообще все мальчики, обедающие вместе со взрослыми. Он сказал:
— И еще понаедут. Из Будапешта. Здесь будет съезд. Я тоже пойду взглянуть на марки машин. Там потрясающие иностранные машины!
До Венгрии добрый десяток лет не доходили шикарные западные автомашины. В ту пору они появились снова — понавыдуманные за десять лет чудеса автомобильной техники. И так потрясли воображение детей, а также карьеристов, что казалось, будто машин иностранных марок стало по меньшей мере во сто раз больше. Среди повозок, запряженных животными — отнюдь не тягловыми, и тележек, подталкиваемых людьми, эти машины так часто проносились мимо, точно (по ехидному крылатому выражению тех лет) Венгрия разбила Америку и теперь американцы платили контрибуцию роскошными автомобилями.
На упомянутый съезд собирались делегаты — о них мы все до мельчайших подробностей узнали от шустрого мальчугана. Основатель движения бойскаутов проявил безошибочное чутье, когда предположил наиболее развитую наблюдательность у ребятни в коротких штанишках.
Еще две недели назад прошла аналогичная общевенгерская конференция. Сейчас ее продолжали краевые отделения.
— Можно надеяться, уж теперь-то они разрешат сию эпохальную проблему, — сказала молодая графиня.
В
— Вы знаете это? Возможно, слыхали по радио…
И чтобы снять последнюю тень напряженности, принялась вполголоса напевать на мотив известного танго:
О мой мартенщик, жарко пламя в печи. Но жарче пламя моей любви.Заключительная строка сулила что-то вроде радостей новой жизни.
— Готовится еще один шлягер — о погонщике волов.
— Эстрадная песенка?
— Румба.
Я с уважением отношусь ко всякому начинанию, если оно продиктовано желанием что-то дать народу, массам. Слов нет, издеваться над подобного рода безвкусицей — тема благодатная, но это никак не способствует решению вопроса. Что же теперь, пролетариям нельзя танцевать танго? Погонщикам волов не петь шлягеры? Им, что же, на веки вечные заказано все, кроме мужицкого чардаша? Но это не что иное, как лишение прав, и, значит, столь высокомерная точка зрения еще более достойна иронии. Ну, а если они все-таки танцуют танго, где взять соответствующие ритму слова? Я не предполагал, что участники конференции с ходу разрешат этот вопрос — уже по одному тому признаку, что решать его сюда, в гущу народную, они прикатили на машинах, — но самую проблему я считал весьма серьезной. Капля яда, скрытая в словах графини, всколыхнула во мне море горечи. Меня не смешит, что рано или поздно сталеваров на холсте и в бронзе будет больше, чем в жизни. (Из-за выигрышности их облика — с рабочей штангой, подобно Нептуну с трезубцем.)
Без обиняков говоря, я придерживаюсь того мнения, что пламенная страсть — буде таковая существует — по праву должна прийтись именно на долю мартеновцев, только что отошедших от раскаленной печи, а там уж их личное дело решать, нужна она им или нет.
— Так пойдите растолкуйте им все это вашим блестящим стилем.
— Я подумаю.
Но подумал я о другом. Напряжение, казалось, вибрировало в воздухе. С каким бы «обезболиванием» ни проходил этот «переход на новый путь» — как раньше выразился граф, — больше они не желали о нем и слышать.
— Если вы сочтете мой вопрос бестактным, прошу вас, опустите ответ. То, что претерпели вы, и то, что произошло здесь с целым классом землевладельцев, в основном можно было предвидеть. В том числе и ваше теперешнее положение. Так почему же вы пассивно дожидались свершения событий, почему не стронулись с места?
— Вы хотите сказать, почему мы не бежали?
— Особенно в ту пору, когда это еще можно было проделать с комфортом.
Граф не успел ответить, в разговор вмешалась княгиня:
— А вы достаточно отложили для Матильды?
— Сегодня не наша очередь.
— Нет, наша.
— Там хватит еды.
— А если она принесет судки?
Речь шла о какой-то родственнице, которая, на манер бедных студентов прежних времен, постоянно, вернее, только по воскресеньям, питалась у разных людей.
— Во-первых, мы не стронулись с места оттого, — обстоятельно продумав ответ, начал граф, — что у меня был высший балл по стратегии. Даже более того, я сам преподавал стратегию.