Избранное
Шрифт:
50. Мом. Течение благоприятно Дамиду, и он уже на всех парусах несется к победе.
Зевс. Правильное предположение, Мом. Тимокл не придумал ничего толкового; все его возражения обычны, обыденны и легко опровержимы.
51. Тимокл. Итак, сравнение с кораблем не кажется тебе доказательным. Так слушай: вот, как говорится, священный якорь, который не оборвешь никаким измышлением.
Зевс. Что-то он скажет?
Тимокл. Выслушай следующий силлогизм и опровергни меня, если можешь. Если существуют алтари, существуют и боги; но алтари существуют — следовательно, и боги существуют. Что ты на это скажешь?
Дамид. Дай мне сперва досыта насмеяться, тогда я тебе отвечу.
Тимокл. Да ты, кажется, не можешь остановиться; скажи, что нашел ты смешного в моих словах?
Дамид.
52. Тимокл. Значит, ты уходишь и тем признаешь себя побежденным?
Дамид. Да, Тимокл; ведь ты, словно побитый, ищешь спасения у алтарей. А потому, клянусь священным якорем, я хотел бы совершить возлияния вместе с тобой у одних и тех же алтарей, чтобы больше не вести споров.
Тимокл. Ты смеешься надо мной, — ты, грабитель могил, негодный, презренный, достойный петли, все оскверняющий человек! Разве мы не знаем, каков был твой отец, что за продажная женщина была твоя мать? Разве мы не знаем, что ты удушил своего брата, что ты прелюбодействуешь и развращаешь мальчиков, — ты, прожорливейший и бесстыднейший человек? Подожди уходить, чтобы я мог тебе надавать ударов и пришибить тебя, наигнуснейшего человека, этим черепком.
53. Зевс. Смотрите, боги: Дамид уходит со смехом, а Тимокл преследует его своей руганью, вне себя от его насмешек, и готов разбить ему голову глиняным черепком. Что же нам после этого делать?
Гермес. Мне кажется, правильно сказал комический поэт: 93
Ты зла не претерпел, коль не признался в нем.И разве это большая беда, если несколько человек удалилось, убежденных этим спором? Немало ведь думающих иначе: большинство эллинов, толпа простого народа и все варвары.
93
53. …правильно сказал комический поэт… — Речь идет о классике новоаттической комедии Менандре (342-293 гг. до н. э.).
Зевс. Мне же, Гермес, прекрасными кажутся слова Дария о Зопире: 94 я предпочел бы иметь помощником одного Зопира, чем повелевать тысячами вавилонян.
АЛЕКСАНДР, ИЛИ ЛЖЕПРОРОК
1. Может быть, дорогой Цельс, ты думаешь, что это задача простая и легкая — описать жизнь Александра, обманщика из Абонотиха, его выдумки, проделки и предсказания и прислать тебе в виде отдельной книги?
94
…слова Дария о Зопире… — Персидский царь Дарий (522-486 гг. до н. э.) долго и безуспешно осаждал Вавилон, тогда к нему явился знатный перс Зопир и предложил свою помощь. Он сам нанес себе тяжкие увечья и в таком виде перебежал к защитникам Вавилона, а те поверили, что его искалечил Дарий, и полностью доверились ему. В результате хитрых действий Зопира Вавилон пал, но Дарий говорил, что «предпочел бы видеть Зопира неизувеченным, чем владеть двадцатью Вавилонами» (см. Геродот, III, 160).
95
Объект сатиры — Александр из Абонотиха (городок в Пафлагонии, области на южном побережье Черного моря), личность историческая, засвидетельствованная в надписях, монетах, геммах, хотя в литературных источниках, помимо Лукиана, сведений о нем нет. Бурная религиозная деятельность Александра падает на период 150-170 годов. Памфлет адресован Цельсу, вероятнее всего, крупному антихристианскому писателю II в. н. э., автору «Правдивого слова», фрагментарно сохраненного Оригеном (II-III вв.). Судя по намеку на смерть императора Марка Аврелия (гл. 48), сочинение Лукиана написано после 180 года. Формально «Александра» можно рассматривать как своеобразную пародию на «жития святых» с их деяниями, которые здесь принимают вид «антиподвигов» (гл. 11-52). В биографию лжепророка Александра вплетены также элементы менипповой сатиры (стихи в прозаическом тексте).
Если бы кто-нибудь захотел изложить все в подробностях, это было бы не легче, чем описать деяния Александра, сына Филиппа, ибо низость первого
2. Мне стыдно за нас обоих: за тебя — что ты просишь написать о нем, сохранить память о трижды проклятом человеке, за себя — что я прилагаю старание описать дела обманщика, который достоин не того, чтобы о нем читали образованные люди, но чтобы его разорвали на части обезьяны или лисицы где-нибудь в громадном театре, на глазах у всего народа.
Если кто-нибудь станет меня за это винить, я смогу привести в пример Арриана, ученика Эпиктета, выдающегося человека среди римлян: всю жизнь занимаясь наукой, он оказался в подобном же положении и посему может явиться нашим защитником. Ведь и он не счел для себя недостойным описать жизнь Тиллибора-разбойника. Я же опишу разбойника гораздо более опасного, так как он разбойничал не в горах и лесах, бродил не только по Мисии и по склонам Иды, опустошал не какие-то закоулки в Азии, но, если можно так выразиться, наполнил своим разбоем всю Римскую державу.
3. Сперва в нескольких словах опишу тебе его самого с возможно большим сходством, насколько это в моих силах, хотя я и не искусный живописец. Итак, Александр был высок, красив и в чем-то действительно богоподобен: кожа его отличалась белизной, подбородок был покрыт редкой щетиной; волосы Александр носил накладные, чрезвычайно искусно подобрав их к своим, и большинство не подозревало, что они чужие. Его глаза светились сильным и вдохновенным блеском. Голос он имел очень приятный и вместе с тем звучный. Словом, наружность Александра была безупречна.
4. Такова была его красота. Душа же его и направление мыслей… о Геракл, избавитель от зла! О Зевс, отвратитель несчастий! О Диоскуры — спасители! Лучше встретиться с врагом и недругом, чем иметь дело с человеком, похожим на Александра. Он отличался природными дарованиями, гибкостью и остротою ума; был наделен немалой любознательностью, понятливостью, памятью, способностью к наукам, но пользовался всеми этими задатками самым дурным образом. Дав благородным качествам своей души низменное назначение, он превзошел своим злодейством Керкопов, Еврибата, Фринонда, Аристодема, Сострата. Сам он однажды в письме к Рутиллиану, своему зятю, говоря о себе, с большой скромностью счел возможным приравнять себя Пифагору. Но да будет ко мне милостив Пифагор, этот мудрец с божественным разумом! Я хорошо знаю, что если бы он в это время был жив, то по сравнению с Александром показался бы младенцем. Все же, ради харит, не думай, что я это говорю, желая оскорбить Пифагора, или пытаюсь их сопоставить потому, что они действовали одинаково. Но если собрать всю гнусную и злобную клевету, распространяемую про Пифагора (в ее истинность я никогда не поверю), — все это оказалось бы самой незначительной частью злодейств Александра. Одним словом, представь себе все многообразие свойств его души — вместилища лжи, хитрости, клятвопреступлений, козней, души человека без предрассудков, смелого, готового на опасный шаг, терпеливого в исполнении задуманного, обладающего даром убеждения и умеющего внушить доверие, изобразить добрые чувства и представить все противоположное своим истинным намерениям. При первой встрече всякий выносил об Александре самое лучшее впечатление как о человеке благороднейшем, мягкосердечном и к тому же в высшей степени простодушном и правдивом. При всем том ему было присуще стремление к величию: никогда он не думал о малом, но всегда направлял свой ум на великие дела.
5. Мальчиком Александр был очень красив, если судить, как говорится, по соломе 96 и как приходилось слышать в разговорах о нем. Он без зазрения совести предавался разврату и за деньги принадлежал всем желающим. Среди прочих любовников был у него какой-то Обманщик, опытный в магии и заклинаниях, обещавший влюбленным приворожить любимого человека, помогавший устранять врагов, учивший находить клады и получать наследства. Видя, что мальчик обладает способностями и с охотой готов помогать ему и не менее влюблен в этот гнусный промысел, чем он — в его красоту, обманщик дал Александру образование и все время пользовался им как помощником и прислужником, выдавая себя обыкновенно за врача и умея, подобно жене египтянина Фона,
96
5. …если судить, как говорится, по соломе… — То есть по тому, чем он стал в пожилом возрасте (ср. «Одиссея», XIV, 213-215).