Избранное
Шрифт:
34. Можешь себе вообразить, как я хохотал: ведь не заслуживал сострадания человек, охваченный несчастной страстью к славе более всех других, одержимых этим безумием. Как бы там ни было, Протея сопровождали многие, и он наслаждался своей славой, бросая взгляды на своих поклонников, не зная, несчастный, что гораздо больше людей толпятся вокруг тех, кого везут распять или кто передан в руки палача.
35. Но вот Олимпийские игры закончились, самые прекрасные из всех, какие я видел; а видел я их уже в четвертый раз. Так как многие разъезжались по домам и не легко было сразу достать повозку, я поневоле должен был остаться на некоторое время. Перегрин, постоянно откладывая решение, наконец назначил ночь, чтобы явить свое сожжение. Один из моих друзей взял меня с собой, и я, встав в полночь, направился прямо в Гарпину, 138 где был сложен костер. Расстояние было всего-навсего в двадцать стадий, если идти от Олимпии в направлении ипподрома на восток. Придя, мы уже застали костер, который был сделан в яме глубиной
138
35. Гарпина — местечко в 4-х километрах от Олимпии.
36. Когда взошла луна, — и она должна была созерцать эта прекрасное зрелище, — выступил Перегрин, одетый в обыкновенную одежду; вместе с ним были главари киников, и на первом месте этот почтеннейший киник из Патр с факелом — вполне подходящий второй актер. Нес факел также Протей. Киники подходили с разных сторон, и каждый поджигал костер. Сразу же вспыхнул сильный огонь, так как было много факелов и хвороста.
Перегрин же, — теперь отнесись с полным вниманием к моим словам, — снял суму и рубище, положил свою гераклову палицу и остался в очень грязном белье. Затем он попросил ладану, чтобы бросить в огонь. Когда кто-то подал просимое, Протей бросил ладан в костер и сказал, повернувшись на юг (юг также входил составной частью в его трагедию): «Духи матери и отца, примите меня милостиво!» С этими словами он прыгнул в огонь. Видеть его, конечно, нельзя было, так как поднявшееся большое пламя его охватило.
37. Вновь вижу, что ты смеешься, добрейший Кроний, по поводу развязки драмы. Когда Перегрин призывал дух матери, я ничего, конечно, не имел против, но когда он обратился с призывом к духу отца, я никак не мог удержаться от смеха, вспомнив рассказ об отцеубийстве. Окружавшие костер киники слез не проливали, но, глядя на огонь, молча выказывали печаль. Наконец мне это надоело, и я сказал: «Пойдемте прочь, чудаки, ведь неприятно смотреть, как зажаривается старикашка, и при этом нюхать скверный запах. Или вы, быть может, ждете, что придет какой-нибудь художник и зарисует вас точно так же, как изображаются ученики Сократа в тюрьме?» 139 Киники рассердились и стали бранить меня, а некоторые даже схватились за палки. Но я пригрозил, что, схватив кого-нибудь, брошу в огонь, чтобы он последовал за учителем, и киники, перестав ругаться, стали вести себя тихо.
139
37. …ученики Сократа в тюрьме?» — Когда Сократ был заключен в тюрьму по обвинению в почитании новых богов и в развращении юношества (399 г. до н. э.), ученики навещали его и вели долгие беседы. О последних днях Сократа рассказывается в диалоге «Федон» Платона.
38. Когда я возвращался, разнообразные мысли толпились у меня в голове. Я думал, в чем состоит сущность жажды славы и насколько роковой она является даже для людей, которые кажутся выдающимися; так что нечего и говорить об этом человеке, который и раньше жил во всех отношениях глупо и вопреки разуму, вполне заслуживая сожжения.
39. Затем мне стали встречаться многие идущие посмотреть своими глазами на зрелище. Они полагали, что застанут Перегрина еще в живых, так как накануне был пущен слух, что он взойдет на костер, помолившись восходящему солнцу, как это, по словам знающих, делают брахманы. Многих из встреченных я заставил вернуться, сообщив, что дело уже совершено, но, конечно, возвратил только тех, которые не считали важным посмотреть хотя бы даже на одно место сожжения или найти остатки костра. Тогда-то, милый друг, у меня оказалось множество дела: я рассказывал, а они задавали вопросы и старались обо всем точно узнать. Когда мне попадался человек толковый, я излагал рассказ о событии, как и тебе теперь; передавая же людям простоватым и слушающим развеся уши, я присочинял кое-что от себя; я сообщил, что, когда загорелся костер и туда бросился Протей, сначала возникло сильное землетрясение, сопровождаемое подземным гулом, затем из середины пламени взвился коршун и, поднявшись в поднебесье, громким человеческим голосом произнес слова:
Покидаю юдоль, возношусь на Олимп!Слушатели мои изумлялись и в страхе молились Перегрину и спрашивали меня, на восток или на запад полетел коршун. Я отвечал им, что мне приходило на ум.
40. Вернувшись в собрание, я подошел к одному седому человеку, который вполне внушал к себе доверие своей почтенной бородой и осанкой. Он рассказывал все, что с Протеем приключилось, и добавил, что он после сожжения видел его в белом одеянии и только что оставил его радостно расхаживающим в Семигласном портике 140 в венке из священной маслины на голове. Затем ко всему сказанному он прибавил еще и коршуна, клятвенно уверяя, что своими глазами видел, как тот вылетел из костра, хотя я сам лишь минуту назад пустил летать эту птицу в насмешку над людьми глупыми и простодушными.
140
40. Семигласный портик — колоннада, где эхо повторялось семь раз. Портик находился недалеко от храма Зевса Олимпийского (Павсаний, «Описание Эллады», IX, 38, 34).
41.
141
41. …как на могилу Гесиода… — Жителям города Орхомена, по преданию, могилу поэта Гесиода указала ворона (Павсаний, «Описание Эллады», V, 21, 17).
42. Таков был конец несчастного Протея, человека, который, выражаясь кратко, никогда не обращал внимания на истину, но все говорил и делал в погоне за славой и похвалами толпы и даже ради этого бросился в огонь, хотя и не мог наслаждаться похвалами, сделавшись к ним нечувствительным.
43. Наконец я прибавлю еще один рассказ, чтобы ты мог от души посмеяться. Одну историю, впрочем, ты уже давно знаешь: вернувшись из Сирии, я тогда же рассказывал тебе, как плыл вместе с Перегрином из Троады, как он, роскошествуя во время плавания, вез также с собой юношу, которого убедил стать киником, чтобы тоже иметь при себе кого-нибудь в роли Алкивиада; 142 как он испугался, когда ночью посреди Эгейского моря спустился туман и стали вздыматься огромные волны, и как плакал тогда вместе с женщинами он — этот удивительный человек, выказывавший свое превосходство над смертью.
142
43. …в роли Алкивиада… — Об ученике Сократа, юном Алкивиаде, распускали слухи, будто он находился в связи со своим учителем.
44. Не задолго до своей кончины, так дней за девять приблизительно, Протей, надо полагать, съел больше, чем следовало. Ночью появилась рвота и сильная лихорадка. Это мне рассказывал врач Александр, которого пригласили к больному. Застал он Протея мечущимся по полу. Не имея сил перенести жар, он очень настойчиво просил Александра дать ему чего-нибудь холодного, но тот не дал и сказал ему, что если он очень нуждается в смерти, то вот она сама приходит к его дверям, так что очень удобно последовать за ней, отнюдь не прибегая к огню. Перегрин же сказал: «Такой способ смерти не принесет славы: ведь он для всех доступен».
45. Таков рассказ Александра. Впрочем, несколько дней тому назад я сам видел, что Протей намазал свои глаза едким лекарством, вызывающим слезы. Видимо, Эак не очень охотно принимает лиц со слабым зрением. Ведь это все равно, как если бы кто-нибудь, перед тем как его пригвоздят к кресту, стал бы лечить зашибленный палец. Как ты думаешь, что делал бы Демокрит, если бы это видел? Он по праву стал бы смеяться над этим человеком. Только откуда взялось бы у Демокрита достаточно смеха? Итак, смейся и ты, милейший, а в особенности когда услышишь, как другие восторгаются Перегрином.
РАЗГОВОРЫ В ЦАРСТВЕ МЕРТВЫХ
1. Диоген. Полидевк, поручаю тебе, как только выйдешь на землю, — завтра, кажется, твоя очередь воскресать, — если увидишь где-нибудь Мениппа-собаку, — его ты можешь встретить в Коринфе в Кранейской роще или в Ликее, где он высмеивает спорящих друг с другом философов, — скажи ему, что тебе, Менипп, советует Диоген, если ты уже вдоволь посмеялся над тем, что творится на земле, отправляться к нам, где можно найти еще больше поводов для смеха. На земле тебе мешали смеяться кое-какие сомнения, вроде постоянного: «кто знает, что будет после жизни». Здесь же ты беспрестанно и без всякого колебания будешь смеяться, как я вот смеюсь, в особенности когда увидишь богачей, сатрапов и тиранов такими приниженными, такими невзрачными, узнаваемыми только по своим стонам, когда увидишь, как они бессильны и жалки в своей тоске по тому, что оставили наверху, на земле. Прибавь еще, чтобы он, уходя, наполнил свой мешок чечевицей, и, если найдет на перекрестке угощение Гекаты 144 или яйцо от очистительной жертвы, и это захватил бы с собой.
143
Эти диалогические миниатюры были написаны примерно в 166-167 годах. Вместе с «Разговорами гетер», «Разговорами богов», «Морскими разговорами» они образуют серию небольших сценок в жанре менипповой сатиры и, вероятно, заключают ряд менипповских сочинений Лукиана. В этом произведении наиболее отчетливо проявились кинические симпатии писателя: радикальная переоценка общепринятых ценностей, осуждение тиранов, сатрапов и богачей, жажда социальной справедливости. Фольклорная тема сошествия в преисподнюю, впервые запечатленная в «Одиссее» (XI), была использована впоследствии многими авторами древности, средневековья и нового времени.
144
1. Угощение Гекаты. — В конце каждого месяца Гекате перед домами и на перекрестках ставилась еда, которую подбирали бедняки и нищие.