Избранное

Кош Эрих

— Доброе утро, товарищ Деспич! Вы, как всегда, точны и добросовестны. Нынешним утром вы, должно быть, всех опередили.

Разговор не клеился, я заметил, что не вижу никакого прока в моей добросовестности, после чего, набрав побольше воздуху в легкие, выдавил из себя, что, соблюдая положенный срок, сегодня, пятнадцатого числа такого-то месяца, я намерен подать заявление об уходе. Создавшаяся обстановка не позволяет мне долее здесь оставаться, к тому же я подыскал работу в другом месте. В Коммунальном банке, подчеркнул я, но это не произвело на него заметного впечатления. Он только слегка поднял брови. Меня это задело.

— Знаете, Деспич! — сказал он спокойно, играя ножом

для разрезания бумаги. — Я предвидел такой исход, и потому ваше решение не было для меня неожиданностью. Впрочем, я вас предупреждал в свое время. Поэтому не буду уговаривать вас остаться, хотя и сознаю, что в вашем лице мы теряет лучшего нашего сотрудника. Впрочем, убежден, что с вашими способностями вы найдете себе прекрасное место, как вы того и заслуживаете. Директор Коммунального банка — мой добрый приятель, и я с ним непременно переговорю.

Это было все, что он сказал. Не слишком сердечно, хотя вполне любезно. Вежливо, но без сантиментов: и это, несмотря на то, что из всех подчиненных я был ему ближе других. Не в его правилах было влезать в чужую душу, так же как и выставлять напоказ свои собственные чувства. Шеф был настоящим джентльменом.

Все же, когда я поднялся уходить, он проводил меня до дверей и, протягивая руку на прощание, доверительно сообщил в знак своего ко мне особого расположения:

— Знаете, скажу вам по секрету и строго между нами, ситуация действительно была напряженной, более того — угрожающей. Мы не представляли себе, как избавиться от этого гниющего гиганта. У нас не было транспортных средств; ко вчерашнему вечеру положение обострилось до крайности, мы очутились на грани катастрофы. Нас выручили дворники. Они прибегли к испытанным средствам. Взяли в руки лопаты и метлы, и за ночь город был спасен.

Шеф пожал мне руку и затворил за мной дверь. Я спустился к себе на второй этаж и застал в канцелярии кое-кого из коллег. Холодно поздоровался и сел за свой стол. У меня было много работы. Около полудня помощник директора наведался в наш отдел. Меня он словно не заметил. Но, подойдя к Цане, которая опять болтала с дядей Милошем про кита и его скелет, заглянул в ее бумаги и сказал с несвойственной ему строгостью в голосе:

— Послушайте, Цана, займитесь лучше делом! В конце концов, есть вещи важнее кита! — И удалился.

Слова эти, несомненно, предназначались для меня. Это все, Что он мог сделать, не ввязываясь в конфликт, как и надлежит истинному джентльмену. Но для меня они значили гораздо больше дружеской поддержки: они говорили о том, что с китом покончено раз и навсегда.

11

С китом действительно было покончено. Хотя некоторое время не смолкали еще пересуды о нем. Поскольку никто доподлинно не знал, куда он делся и как окончил свой век, раздавались жалобы то на масло, якобы отдающее китовым жиром, то на обувь и мыло, пахнущее ворванью, а иной раз можно даже было слышать, что и молоко имеет какой-то неприятный рыбный привкус. При всяком намеке на обнаруженную неизлечимую болезнь, или предполагавшееся смещение с должности, или подозрение в растрате говорили, что «дело пахнет китом».

Я работал теперь в Коммунальном банке. Директор принял меня в высшей степени предупредительно.

— Я имею самые лестные отзывы о вас как о работнике, — заявил он и добавил, кинув на меня испытующий взгляд, — вот только вы как будто бы того… — Он замялся. — Впрочем, — заключил он, — впрочем, я уверен, что здесь у нас не будет поводов для недоразумений.

И правда, вот уже третий месяц я служу в Коммунальном банке и чувствую здесь себя отлично. Главное, я спокоен, а значит, и доволен. Со своими прежними сослуживцами встречаюсь редко. В связи с переходом на другую работу я переменил столовую, и, если мне случается увидеть своих бывших коллег, мы даже не знаем, о чем говорить. Я не испытываю к ним никакой особой неприязни, а вот они меня, по-моему, не любят. Видимо, я напоминаю им их прошлые грехи, а это никогда не нравится людям.

Улеглись наконец толки о ките, и я, как старый воин, тосковал по ним подчас. Салоникский солдат с пристрастием к воспоминаниям о тех героических днях. Но воспоминания всем уже успели надоесть, и я не позволял себе докучать ими окружающим.

Все же как-то днем в начале лета ноги сами собой понесли меня к Ташмайдану. Я настроился на меланхолический лад, и меня потянуло к старым местам. Тлетворный дух давно уже выветрился из города, а место бывшей выставки поразило меня происшедшими здесь переменами. Исчезла дощатая ограда, на поле раскрытой гробницей зияла глубокая яма — фундамент строящегося дома. Я попытался было расспросить, не знает ли кто-нибудь, что сталось с китом, но никто не мог мне дать вразумительного ответа. На меня стали подозрительно коситься, и я отступился. Его увезли глухой ночью, тайно, в спешке, без помпы, без последних почестей. И не было при его погребении ни катафалка, ни траурной процессии, ни свидетелей. Грязное дело это поручили дворникам, и они сгребли кита метлами и лопатами, сбросили в канализацию, ссыпали останки на свалку или в реку, которая все смывает и уносит. Впопыхах не догадались сохранить его скелет, и, таким образом, наш городской музей остался без славного трофея, удостоверяющего факт пребывания кита в нашем городе и привлекающего иностранных туристов. Другие города и страны никогда бы не позволили себе такого расточительства, о чем свидетельствуют скелеты и кости, хранимые тамошними музеями.

Погруженный в эти печальные размышления, утомленный долгой прогулкой и солнцем, я возвращался домой. Я бесшумно прошел в свою комнату, снял пиджак и ботинки и лег на тахту. И только успел задремать, как меня разбудили громкие голоса за стеной, а вслед за тем дверь моей комнаты приоткрылась.

— Вы спите? — осведомилась хозяйка, вползая без разрешения ко мне. Я вскочил, спросонья не понимая, что к чему, и, придерживая руками сползавшие брюки, крикнул:

— В чем дело? Опять какая-нибудь история с китом? Что еще стряслось?

Мое замешательство ничуть не смутило хозяйку. На ней было парадное шелковое платье, кокетливая соломенная шляпка, сумка, перчатки — словом, она приготовилась к выходу.

— Вы не желаете посмотреть фильм «Один день жизни»? — спрашивала хозяйка. — Самая жалостливая картина на свете! Все буквально сходят по ней с ума! Весь Белград ломится в кино; весь город проливает слезы.

— Нет! — заорал я в бешенстве, и кровь ударила мне в голову. — Не хочу я смотреть этот фильм! — кричал я, хотя меня самого душили слезы, и, бросившись в постель, повернулся к ней спиной.

Итак, вот он — явился новый кит! Мне вспомнилось мое тихое место в Коммунальном банке, и острое сознание того, что я напрасно снова упираюсь и бунтую, укололо меня.

Но переделать себя я не мог.

Сети

(Роман)

Выведи меня из сети, которую тайно поставили мне…

Псалмы Давида