Избранное
Шрифт:
Мы шли по улочке, такой крутой, что казалось, будто мы на гору взбираемся. Линда засмеялась и протянула в нос:
— Это Лубрани настаивал. Вот дурень-то.
Тогда я сказал, как мне досадно, что я не знал ее девочкой.
— Думаешь, я какая-нибудь особенная была?
— Чего бы я не дал, чтобы встретиться с тобой раньше. Ведь у тебя столько знакомых было, почему же я не знал тебя? Это правда, что ты сама не захотела быть артисткой?
— Что ж, по-твоему, я должна была петь, если не умею? Я вовсе не такая восторженная дурочка.
— Видишь,
Мы очутились на улице, которая нависала над морем, как балкон. Позади высился холм, словно сложенный весь из домиков и ступеней. А впереди где-то внизу голубело, как и прежде, море.
— Но ведь ты умеешь играть, — сказала Линда. Она увидела море и тоже остановилась. — Давай покурим, — сказала она, подойдя к балюстраде. Мы закурили и посмотрели вниз. — Ну и денек, — сказала она. — Вчера шел снег, а сегодня светит солнце. Знаешь, Карлетто меня раздражает.
— Как, по-твоему, — спросил я, — море меняет цвет, когда идет снег?
Мы оба рассмеялись.
— Я море только в кино и видел, — сказал я. Пахнуло теплым ароматом, как в саду. — Неужели у моря и впрямь такой запах? — Потом я добавил: — Какой же Карлетто болван, что хочет уехать отсюда.
Линда спросила:
— Тебе нравится Карлетто?
— Послушай, — сказал я ей, — давай приедем сюда летом. Но нужны деньги. Я хочу работать, чтобы нам с тобой не расставаться. Может, у тебя в ателье найдется для меня хоть какая-нибудь работенка. Ведь я могу объезжать заказчиков, исполнять всякие поручения. Справлялся же с этим Амелио, справлюсь и я. Я хочу быть с тобой днем и ночью.
Линда позволила мне поцеловать ее, но не в губы, а в глаза.
— Пойдем выпьем кофе, — тихо сказала она.
В кафе мы снова заговорили о Карлетто.
— Неудачник он, — сказала Линда. — Сколько раз этот Карлетто по собственной глупости оставался без работы. Он и Лубрани, не стесняясь, всю правду выкладывал. Наконец устроился было хорошо, так нет же, не поладил с фашистами.
— Но ведь сейчас он снова выступает.
— Кто не угодил фашистам, тот человек конченый. Послушай, — сказала она, взяв меня за руку. — Обещай, что никогда не пойдешь против них.
Взгляд у нее был испуганный. Я так и не понял, шутит она или говорит всерьез. Чтобы успокоить ее, я тоже улыбнулся. Потом мы вернулись в кафе. Лубрани и Карлетто сидели перед батареей бутылок и ворохом каких-то фотографий.
— А это кто? — спрашивал Лубрани.
— Такая-то.
— У нее ноги черт знает какие.
— И у меня тоже.
Линда сказала, что пора им кончать споры, лучше пойдем прогуляемся. Карлетто зло рассмеялся:
— Ты приехал специально ради нас. Значит, понимаешь, что мы кое-чего да стоим. А раз так, бери, кого я тебе предлагаю.
— Покажи нам фотографию Дорины, — сказала Линда.
— Где ты только понабирал таких? — удивлялся Лубрани.
Карлетто ничего не ответил, лишь усмехнулся. Потом поднялся, собрал фотографии, взял Линду за руку и сказал мне:
— Может, поедем послушаем немного музыку?
Линда согласилась. Обернувшись к Лубрани, я спросил:
— Ну как, идем?
Мы все погрузились в «ланчу», я сел рядом с Лубрани.
Скоро мы выехали на приморскую улицу и некоторое время неслись вдоль берега. За моей спиной Карлетто как ни в чем не бывало болтал с Линдой; рассказывал ей, что хочет переменить амплуа и снова выступать в варьете.
— Вот бы ты меня обрадовал, — сказал Лубрани.
Остановились мы у какого-то ресторана на самом берегу.
Через застекленную дверь видно было солнце и море. Меня удивило, что танцевали здесь не лучше, чем у нас в Турине.
— Уговори Линду потанцевать со мной, тогда увидишь, как танцуют, — сказал Лубрани.
— Знаю, ты давно уже на нее заришься, но Линду не проведешь, — ответил ему Карлетто.
Он подмигнул мне, встал и пригласил Линду танцевать.
Забавно было смотреть, как Линда кружилась в объятиях этого горбуна, на них стали обращать внимание. Я подумал, что ведь и Амелио тоже калека.
Лубрани сказал:
— Ну а мы, дорогой мой, давай выпьем.
Наконец Карлетто и Линда вернулись, чему-то громко смеясь. Они рассказали, что рядом с ними танцевала блондинка с негром в черном пиджаке. «Из этой парочки получился отличный шоколадный крем», — сострил Карлетто.
Потом я пошел танцевать с Линдой и сказал ей:
— А мне Карлетто нравится.
Опять на столе среди посуды появилась кипа фотографий, и Линда начала их рассматривать. Сквозь стекло мне было видно, как волны с силой разбивались о камень. Я взял несколько фотографий.
— Вот это она, — сказал Карлетто. На фотографии была изображена высокая, пышная женщина в меховой шубке. — Это Дорина.
Лубрани наклонился и тоже стал внимательно разглядывать ее. Линда сказала:
— Ее надо посадить на диету.
— Уж не знаю, чем меньше она ест, тем больше толстеет, — улыбнулся Карлетто.
— Всех взять не могу, просто не могу, — говорил Лубрани, дымя сигарой. Повертел в руках фотографию какого-то актера, мельком взглянул и сказал: — А, да это ты!
Но мы с Линдой стали разглядывать фотографию. Чуть подавшись вперед, на нас смотрел элегантный мужчина в черном фраке, причесанный, как артист балета. Никакого сходства с Карлетто.
— Так ведь он просто красавец, — сказал я Линде.
Линда захохотала:
— А ты что думал, один ты красивый?
Карлетто уговаривал Лубрани взять еще несколько девушек.
— У нас и так двоих не хватает, бросили сцену.
— Какой аванс они просят? — спросил Лубрани.
В результате оказывалось, что он согласен взять лишь одного Карлетто.
— Да ты приди их послушать, — пытался убедить его Карлетто.
— Зря ты волнуешься. Артисток в труппу мы быстро наберем. Их повсюду хоть пруд пруди.