Избранное
Шрифт:
— Филипп возражает против реорганизации фабрики в Клюзо, — сказал Эмполи.
— Филипп? — удивилась Эмили. Она живо повернулась к сыну. — Что это с тобой случилось?
— Мы с Нобле подготовили контрпроект, гораздо более выгодный.
— Чудесно, хотя, к сожалению, ты на этот раз опоздал, — сказала мать. Но я советую тебе показать свой проект Нортмеру. Я попрошу его обсудить проект с тобой. Это будет тебе очень полезно для твоей дальнейшей карьеры.
— Я не согласен с тобой, — сказал Валерио Эмполи.
Расхаживая взад и вперед по столовой,
— Я не согласен с тобой, — повторил он, приблизившись к жене. Соображения Филиппа против теперешнего проекта показались мне довольно интересными.
— Поздно, — отрезала Эмили.
— Административный совет еще не высказался окончательно, — заметил Эмполи, опять поравнявшись с женой.
— Негласно решение уже принято, — сказала она.
Эмполи дошел до западного окна и повернул обратно. Повернулась в кресле и жена, взгляд которой неотступно следовал за ним.
— Господин Нобле, — произнес Валерио Эмполи, вновь приблизившись к ней, — господин Нобле прекрасно изучил вопрос и, насколько я могу судить, во многом поддерживает позицию Филиппа.
Нобле решил, что наступила подходящая минута оправдать свое вмешательство.
— Профсоюз «Форс увриер»… — начал было он.
Эмили презрительно пожала плечами, и он умолк. Валерио Эмполи остановился у стола, взял из вазы апельсин и направился к восточному окну. Эмили повернулась к сыну.
— Я очень рада, мой мальчик, что ты так близко принимаешь к сердцу дела, с которыми тебе как стажеру приходится сейчас сталкиваться. Но, сидя в своем кабинете в Клюзо, ты просто не можешь понять, какие задачи возникают перед администрацией такого крупного предприятия, как АПТО.
— А что мы будем делать с нашими безработными? — воскликнул Филипп.
Эмполи снова приблизился к жене. Он улыбался. Она заметила эту улыбку и испытующе поглядела на обоих мужчин: сначала на мужа, а затем на сына.
— Нет, нет, — сказал Эмполи. — Мы с Филиппом не в заговоре. Он только что приехал.
— Бросьте, пожалуйста, кружить около нас, как лев в клетке, раздраженно проговорила Эмили. — Вы мне действуете на нервы.
Эмполи молча зашагал дальше.
— Не понимаю, — воскликнул Филипп. — Не понимаю, куда вы оба клоните?
— Рано или поздно поймешь, — бросил на ходу Эмполи.
— Надеюсь, никогда не пойму, — свирепо возразил Филипп. — Меня одно только интересует: что будет с нашими безработными в Клюзо.
— Неужели ты воображаешь, что мы об этом не подумали? — спросила Эмили. — Но у нас нет выбора. Акционеры АПТО не намерены терпеть такого положения, когда прибыли идут целиком на покрытие убытков наших предприятий во Франции. Или мы проведем реорганизацию и будем иметь при этом пятьдесят процентов безработных… Или же мы вообще закроем фабрику, и тогда безработных будет уже сто процентов. Ну, что ты выберешь?
Филипп обратил молящий о поддержке взгляд к отчиму, но тот продолжал свою прогулку, очищая апельсин и чуть заметно улыбаясь. Эмполи промолчал.
— Но
— Ни о каких проектах не может быть больше и речи, — с досадой возразила Эмили. — Американские акционеры потеряли всякое терпение. Мне удалось отстоять наши интересы in extremis [16] .
— Понятно, — процедил сквозь зубы Филипп.
В комнату бесшумно вошла Натали. Она услышала конец разговора последнюю фразу мачехи и «понятно» Филиппа. Она лукаво улыбнулась отцу и вдруг заметила начальника личного стола фабрики в Клюзо, того самого старичка, который был на балу.
16
В последнюю минуту (лат.).
— Добрый день, Нобле! — бросила она гостю.
— Добрый день, мадемуазель, — ответил Нобле.
Эмили подозрительно оглянулась в их сторону.
— Значит, вы знакомы?
— Конечно, мы танцевали на коммунистическом балу в Клюзо.
— Надо вам объяснить… — начал было Нобле.
— Я вижу, что я весьма кстати вернулась во Францию, уже давно пора навести порядок в доме, — сказала Эмили, пристально глядя на мужа.
— Нам вас, как всегда, очень недоставало, — заметил Эмполи.
Натали была в халате, короткие волосы беспорядочно падали ей на лоб, она позабыла стереть перед сном губную помаду, краска за ночь размазалась и сейчас забавно изменяла ее лицо.
— Тебе не мешало бы хоть причесаться, прежде чем выходить к столу, заметила ей мачеха.
— После пьянки мне больно даже прикоснуться к волосам…
Натали упала в плетеное кресло, стоявшее у стола.
Нобле поднялся и пошел вслед за Эмполи к восточному окну.
— Прошу прощения… — начал он.
— Да за что же… — почти ласково улыбнулся Валерио Эмполи.
— Вы представить себе не можете, мамочка, — сказала Натали, — сколько я сегодня ночью выпила.
— В каждой семье свои неприятности, — пояснил Эмполи, обращаясь к Нобле.
— Разрешите мне… — произнес Нобле.
— Я с огромным интересом выслушал ваши объяснения, — сказал Эмполи. От души благодарен вам. Вы просветили меня насчет таких вещей, о которых я даже не подозревал. По основному же вопросу, по которому вы приехали сюда, я полагаю, более разумным для вас будет обратиться непосредственно к господину Нортмеру.
— Надеюсь, — с трудом выдавил из себя Нобле, — что я могу уйти не попрощавшись, как говорится — по-английски.
— Вот именно, по-английски, — с улыбкой повторил Эмполи.
Никем не замеченный, Нобле потихоньку вышел из комнаты.
— Я не совсем поняла, даже просто не поняла, о чем тут шел спор, говорила тем временем Натали мачехе, — однако у меня создалось впечатление, что вы «обрабатываете» Филиппа…
Она пригубила чай, но тут же отодвинула чашку.
— Чай остыл, — крикнула она лакею.