Избранное
Шрифт:
Ее отец приблизился к Эмили.
— Филипп, — начал он со своей обычной полуулыбкой, значение которой ускользало от всех, за исключением, пожалуй, одной Натали, — Филипп начинает по-настоящему входить в роль директора по кадрам. И сюда к нам он явился защищать интересы своих рабочих.
Натали расхохоталась резким смехом.
— Ну как, двигаются дела с черноглазой? — спросила она Филиппа.
— Я с тех пор ее ни разу не видел, — сердито буркнул Филипп.
— Ах да, ты и не знаешь, — проговорила Натали, обращаясь к отцу.
— Ага, теперь все ясно! — сказала Эмили.
Филипп вскочил со стула, подошел к западному окну и демонстративно повернулся к присутствующим спиной.
— Молодая? — осведомился Эмполи.
— Лет двадцати пяти, — ответила Натали.
— Миловидная?
— Огромные-огромные черные глаза. А что касается всего прочего, то сложена она куда лучше, чем твоя супруга или я.
— Умная?
— Она произнесла там целую речь, и, надо признаться, очень неглупую.
— Ну что ж, я очень рад за Филиппа, — заметил Эмполи.
— Если девушка действительно хороша, — сказала Эмили, — то ей совсем не место в Клюзо, во всяком случае не место на фабрике. Раз у Филиппа возникли новые потребности, я считаю вполне возможным увеличить ту небольшую сумму, которую я приплачиваю к его окладу. — И, возвысив голос, добавила: — Я довольна, что у него наконец появилась любовница.
Филипп быстро повернулся к ней.
— У меня нет ничего общего с вами! — закричал он. — Я вас всех презираю. Вы мне отвратительны.
Он отвернулся к окну, распахнул одну половину, и все благоухания свежеполитого сада ударили ему в лицо.
Лакей бесшумно прислуживал за столом. Натали закурила сигарету и тут же громко, надрывно закашлялась. Эмполи с тревогой склонился над дочерью. Эмили молча намазывала маслом поджаренный ломтик хлеба.
Когда приступ кашля прошел, Натали обратилась к мачехе:
— Вы ведь знаете, что я люблю Филиппа, — произнесла она вполголоса.
Эмили окинула ее недоверчивым взглядом. Карие глаза Натали блестели своим обычным, а не тем неестественным блеском, как в часы опьянения. Она дерзко и вызывающе взглянула на мачеху. Разговаривая, обе женщины в упор смотрели друг на друга.
— Но Филипп меня не хочет, — продолжала Натали. — Он влюблен в эту хорошенькую коммунистку. То есть я надеюсь, что он действительно в нее влюбился. Поэтому я решила устроить его счастье. У нее есть характер, так мне по крайней мере показалось, и она потребует от вашего сына, чтобы он публично доказал, что он «не имеет с нами ничего общего», как он только что выразился. Я разрешаю ему доказывать это и, следовательно, тоже возражаю против реорганизации фабрики в Клюзо.
— Ну а дальше что? — спросила Эмили.
— А дальше то, что я дам вам все полномочия, которых вы вчера вечером от меня требовали, лишь при том условии, что АПТО откажется от проекта реорганизации фабрики в Клюзо, — отчеканила Натали.
— Это ребячество.
— Нет, каприз.
— Ты просто
— Согласитесь на предложение Филиппа, и я в ту же минуту подпишу доверенность.
— Но ты же отлично знаешь, что невозможно отменить уже принятое решение.
— Устройте это как-нибудь.
— Твоя тетка Эстер никогда в жизни не простит тебе такой измены.
— У меня у самой есть состояние, с меня вполне хватит.
— Мерзавка! — прошипела Эмили.
Натали откинула со лба взлохмаченные пряди волос и захохотала. Хохотала она долго, удобно раскинувшись в кресле.
— Просто грандиозно, — заявила она, — до чего же я все прекрасно соображаю по утрам. Откровенно говоря, давно я так не веселилась. Я хлопочу о счастье Филиппа и в придачу оказываю услугу трудящемуся населению Клюзо… Добродетель всегда вознаграждается…
— Ты окончательно рехнулась, — сказала Эмили.
— Я и это предвидела, — проговорила Натали. — Я ведь вроде вас, я все заранее предвижу. Но вы зря стараетесь. Отец никогда не позволит запрятать меня в желтый дом.
Эмили взглянула на мужа.
— Хоть бы вы ее образумили, — сказала она.
— Вы же сами прекрасно знаете, — возразил Эмполи, — что, когда Натали закапризничает, ничто в мире не в силах ее образумить.
Эмили сосредоточенно грызла сухарик. Она размышляла. Действует ли Натали, как обычно, по одной только злобе или же по предварительному сговору с Валерио, который, очевидно, намеревается взорвать финансовое соглашение, хотя как будто пошел на него по доброй воле. У Эмполи дальний прицел, он сумеет извлечь в нужный момент выгоду даже из притворных капризов своей дочери — это вполне в его стиле.
Филиппа никогда особенно не интересовали семейные дела. Он знал, что у Натали есть собственное состояние и что при случае у нее всегда можно перехватить денег, но он как-то никогда не задумывался, велико ли это состояние. Поэтому он не понимал, о чем идет спор, хотя смутно чувствовал, что он сам является лишь предлогом ссоры. Стоя у раскрытого окна, откуда открывался вид на французский сад и на Мон д’Ор, он рассеянно вслушивался в голоса спорящих и спрашивал себя, почему он так ненавидит свою мать.
— Ну, я ухожу, мне нужно заняться своей корреспонденцией, — сказала Эмили и, оглядев с головы до ног падчерицу, добавила: — Когда ты приведешь себя в порядок, мы еще поговорим.
— Нет, не поговорим, — возразила Натали. — Сейчас за мной заедет Бернарда. Мы уезжаем на Баскское побережье. А вернусь я лишь тогда, когда Филипп сообщит мне, что он удовлетворен по всем пунктам… — И она крикнула Филиппу: — Слышал? Согласен со мной?
— Плевать я хотел на все ваши грязные комбинации, — огрызнулся Филипп. — Но я не желаю, чтобы за них расплачивались трудящиеся Клюзо. Я пойду на все что угодно, лишь бы не допустить реорганизации фабрики.