Избранное
Шрифт:
— Дорогая сестра, позволь тебя разуверить: во-первых, несносный младенец — итальянского происхождения. Во-вторых, его честь честью крестили в церкви Святой Деодаты, и мощное содружество святых печется о его…
— Не надо, милый. А ты, Генриетта, не будь такой серьезной… когда ты с Ирмой. Она станет еще хуже, если заподозрит, что мы от нее что-то скрываем.
Высокая сознательность Генриетты порой бывала столь же непереносима, что и бунтарство Филипа. Миссис Герритон вскоре устроила так, чтобы ее дочь уехала на шесть недель в Тироль. Они с Филипом остались одни справляться с Ирмой.
Едва
— Не могу постичь, — сказала миссис Герритон, — что побуждает его присылать открытки?
Два года назад Филип ответил бы, что побуждает желание сделать приятное. Нынче он, как и мать, попытался усмотреть в поступках младенца какой-то дурной и коварный умысел.
— Может быть, он догадывается, что мы хотим замять скандал?
— Вполне вероятно. Он знает, что Ирма будет приставать к нам из-за ребенка. Он, возможно, надеется, что мы усыновим ребенка, чтобы успокоить ее?
— Нашел на что надеяться!
— За это время он успеет испортить нравственность девочки. — Миссис Герритон отперла ящик, достала открытку и принялась внимательно ее разглядывать. — Он просит Ирму тоже посылать открытки его сыну.
— С нее станет!
— Я ей не велела, но за ней надо тщательно следить, не подавая, разумеется, виду, что мы ей не доверяем.
Филип начинал входить во вкус материнской дипломатии. Его больше не беспокоили собственная нравственность и поведение.
— Кто же будет следить за ней в школе? Она в любой момент может проболтаться.
— Остается рассчитывать на наше влияние, — ответила миссис Герритон.
Ирма проболталась в тот же день. Против одной открытки она еще могла устоять, но не против двух. Новый маленький братец — это для школьницы бесценное приобретение на поприще чувствительности. А подружки ее как раз пребывали в острой стадии обожания младенцев. Какой счастливицей была та девочка, чей дом изобиловал младенцами: она целовала их, уходя в школу, обладала правом извлекать их из колясок и укачивать на сон грядущий! Та же, что благословенна превыше всех, что прячет своего братца в укромном уголке, где он доступен только ей одной, — та могла пропеть ненаписанную песнь Мариам!
Разве могла Ирма промолчать, когда другие девчонки хвастались двоюродными младенцами и гостящими младенцами, а у нее был маленький братец, который присылал ей через своего папочку открытки?! Она пообещала про него ничего не говорить, но причина была ей непонятна, и она проговорилась. Девочка передала другой девочке, та — своей маме, и тайна вышла наружу.
— Да, да, очень прискорбная история, — объясняла миссис Герритон. — Моя невестка крайне неудачно вышла замуж, вы, вероятно, слыхали. Ребенок, скорее всего, будет воспитываться в Италии. Возможно, его английская бабушка захочет что-нибудь предпринять, но мне об этом ничего не известно. Не думаю, чтобы она забрала его к себе, она не одобряет отца. Для нее это источник страданий.
Миссис Герритон была осторожна и лишь слегка
Мисс Эббот появилась у них лишь через несколько дней. Миссис Герритон редко встречалась с ней после поцелуя примирения, а Филип — после их совместной поездки в Лондон. По правде говоря, он несколько разочаровался в ней. Похвальная оригинальность больше не проявлялась, он опасался, что мисс Эббот регрессирует. Она пожаловала к ним по поводу сельской больницы (жизнь ее была посвящена скучным актам благотворительности) и, хотя получила уже деньги от Филипа и от его матери, не уходила и продолжала сидеть на стуле с еще более серьезным и деревянным видом, чем обычно.
— Вы, конечно, слыхали? — проговорила миссис Герритон, прекрасно понимая, в чем дело.
— Да, слыхала. Я пришла спросить вас: предприняты ли какие-нибудь меры?
Филип был неприятно поражен. Он не ожидал столь бестактного вопроса. Он уважал мисс Эббот и теперь подосадовал на такой ее промах.
— В отношении ребенка? — любезно осведомилась миссис Герритон.
— Да.
— Насколько я знаю, никаких. Возможно, миссис Теобалд и решилась на что-нибудь определенное, но мне ничего не известно.
— Я имела в виду вас, решились ли вы на что-нибудь определенное?
— Ребенок нам не родственник, — заметил Филип. — Вряд ли от нас требуется вмешательство.
Мать бросила на него нервный взгляд.
— Бедная Лилия была мне когда-то почти дочерью. Я понимаю, что хочет сказать мисс Эббот. Но обстоятельства теперь изменились. Всякая инициатива должна исходить от миссис Теобалд.
— Разве миссис Теобалд не получала всегда инициативу из ваших рук? — спросила мисс Эббот.
Миссис Герритон невольно покраснела.
— В прошлом я действительно давала ей иногда советы. Нынче я не считаю себя вправе ей советовать.
— Так, по-вашему, для ребенка ничего нельзя сделать?
— Вы необычайно добры, проявляя такой неожиданный интерес к нему, — вмешался Филип.
— Я виновата в том, что ребенок появился на свет, — ответила мисс Эббот. — Неудивительно, что он меня интересует.
— Дорогая Каролина, — заключила миссис Герритон, — не надо слишком много размышлять на эту тему. Кто старое помянет… Ребенок должен волновать вас еще меньше, чем нас. А мы о нем даже не упоминаем. Он принадлежит к другому миру.
Мисс Эббот, ничего не ответив, встала и направилась к двери. Ее необыкновенная серьезность встревожила миссис Герритон.
— Разумеется, — добавила она, — если миссис Теобалд придумает какой-то приемлемый выход, а я, признаться, на это неспособна, то я попрошу у нее позволения присоединиться к ней ради Ирмы и разделить с ней издержки.
— Пожалуйста, в таком случае дайте мне знать, я тоже хочу принять участие в расходах.
— Дорогая моя, зачем вам тратиться? Мы не можем этого допустить.