Избранное
Шрифт:
Слова Радиста не могли никого обмануть, больше всего они смахивали на самовнушение. Подростки слушали его ошеломленно.
— Неужели антенна так уж необходима? — спросил Такаки. — Может, хватит вещать? Все, что мы передаем, они пропускают мимо ушей. Ну поставим антенну, снова начнем передачу, и что изменится?
— Неправда. Сбили же они нашу антенну, — сказал Радист. — Я, конечно, тоже не верю, что сделка пройдет как по маслу. Но мы же начали вещание, даже позывные у нас есть. Бросить на полпути — значит, все это была только игра. А я относился к этому иначе: у нас настоящая радиостанция Союза свободных мореплавателей.
Сказав это, Радист умолк. Его глаза, красные от слезоточивого газа, были обращены к выходу на балкон. Он чувствует себя одиноким, подумал Исана, подавленным. И хочет скрыть, что творится у него на душе.
— Но если передачи и в самом деле бессмысленны? Разве станут они менее бессмысленными, если починить антенну и возобновить их?
Во взгляде удивленно посмотревшего на него Радиста вспыхнули гнев и осуждение, но их тут же сменило выражение отчужденности. Он спокойно поднял с пола кусачки и заткнул их за пояс хлопчатобумажных шортов. Подошел к неустойчивой баррикаде из обломков железобетона и начал ее растаскивать. Тамакити, не говоря ни слова, пришел ему на помощь.
Низко согнувшись, точно боясь удариться головой о яркий свет, льющийся из образовавшегося отверстия, по-прежнему не обращая ни на кого внимания, Радист вышел на балкон.
Вдруг его ноги взлетели вверх, будто скошенные порывом ветра, и в то же мгновение раздался звук выстрела. Казалось, что выстрел прозвучал уже после того, как он упал. Но Радист снова вскочил на ноги. Тамакити чуть расширил проход в железобетонной баррикаде. Радист сделал шаг, еще один, можно было подумать, что он возвращается, но он поднялся по металлической лестнице, скрытой баррикадой, и вышел на крышу. Раздался еще один выстрел. Тамакити вернулся на свой пост и, выворотив дулом автомата заслонку в бойнице, выпустил очередь. Тем, в кого он стрелял, никакого реального вреда его выстрелы не принесли. Расстреливая обойму, Тамакити плакал и не видел ничего перед собой. По стеклу крайней бойницы, ближайшей к металлической лестнице, поползла удивительно светлая струйка крови. Такаки окликнул Радиста. Ответа не последовало. Радист погиб за то, чтобы можно было вести настоящие передачи, а не играть в радиовещание.
Плача навзрыд, по-детски, как Бой, Тамакити вставил в автомат новый магазин и примостился у открытой бойницы, а остальные подростки не могли оторваться от стекла, по которому бежала струйка крови.
Исана услышал у самого уха что-то похожее на молитву, которую шептал Красномордый, глядя на струйку крови, то убывавшую, то прибывавшую.
Глава 21
ИЗ ЧРЕВА КИТА (3)
Час дня — ответа нет. Полицейская машина без конца передает стереотипные фразы. Они повторяются одним и тем же голосом и теми же словами, но это не магнитофонная запись; окончания слов стали неразборчивыми. Язык, наверно, заплетается. Даже если задняя дверь полицейской машины и открыта — из убежища этого не видно, — в ней все равно жарища. Очевидно, от стереотипных фраз у человека в форме, который, страдая от невыносимой жары, сидел на узенькой скамеечке возле рации, уже перегрелась голова, хотя поток стереотипных фраз не прекращался.
— Я бы с удовольствием посадил его у рации Союза свободных мореплавателей, — сказал Такаки. — По-моему, он принадлежит к людям типа Коротышки…
— Другого такого человека, как Короткий, не существует, — зло бросил Тамакити.
Заслонив лицо затемненным мотоциклетным стеклом, он смотрел на залитую щедрым солнцем низину. Его потемневшее, изнуренное лицо, по которому бежали струйки пота, было похоже на лицо индийского ребенка, вылезшего из воды после долгого купания. Его занимала одна мысль: как перенести в рубку тело Радиста, не подставив себя под пули. Может быть, предложить полицейским перемирие? Перемирие на короткое время, пока он будет тащить мертвого Радиста, который лежал под палящими лучами солнца. Но он не чувствовал в себе сил сразиться, даже через мегафон, со специалистом по стереотипным фразам.
Каждый раз, когда Такаки брал наушники, Тамакити недовольно хмурился: он ждал, что рация, настроенная теперь на средние волны, расскажет о гибели Радиста, о том, что его труп валяется на солнце. Если бы «общественное мнение» признало, что моторизованная полиция зашла слишком далеко, убив безоружного человека, и нужно разрешить внести его тело в дом, Тамакити сразу же полез бы на крышу. Но Такаки, склоняясь к рации, лишь морщился возмущенно и брезгливо.
Доктор разрезал пополам очки для плавания и, укоротив переносицу, снова сшил их. Они должны были защитить глаза Дзина от слезоточивого газа. Из запасных наушников, чтобы они стали легче, он вынул все внутренности, и вложил в них поролон — они должны были служить Дзину в качестве глушителей. Корабельный врач Союза свободных мореплавателей мучился от сознания того, что не смог оказать помощь Радисту, пока тот еще был жив, и старался занять себя работой.
Как член команды, обязанный наблюдать за тем, что происходит в тылу, Исана устроился у слухового окна над винтовой лестницей. Стоя на стуле, он касался головой потолка, ему пришлось чуть податься назад и наклонить голову набок. Поза была на редкость неудобная, он знал, что долго не выдержит. Там, где росли молодые саженцы, ему удалось разглядеть трепещущее на ветру белое полотнище с черными иероглифами, хотя прочитать надпись было нелегко.
— Кажется, жители на холме тоже прониклись к нам ненавистью, — сказал Исана и взял у Такаки бинокль.
Однако иероглифы на полотнище не осуждали свободных молодых мореплавателей, они выражали лишь местный эгоизм, направленный против властей: «Полицейские моторизованного отряда, здесь тихий жилой район, залетающие сюда шальные пули причиняют нам беспокойство». Исана смотрел в бинокль, пока не разболелась шея, и смеялся про себя. Когда он передал бинокль Такаки и уступил ему место, тот, посмотрев в окно, воскликнул со смехом:
— Выходит, моторизованная полиция пребывает в печальном одиночестве? Бедняги. А жара все усиливается, и полицейские совсем сойдут с ума от злости. Если бы мы предложили им сейчас повести совместное наступление на этот поселок на холме, они бы, пожалуй, согласились! — усмехнулся Такаки. — Слышишь, Тамакити, жители на холме выразили на плакате протест, мол, шальные пули моторизованной полиции доставляют им беспокойство.
— Скоро появится еще один: «Полицейские моторизованного отряда, побыстрее уничтожьте этих сумасшедших», — мрачно сказал Тамакити.
Исана как специалист по словам предложил, чтобы Союз свободных мореплавателей тоже выступил с обращением на полотнище. И даже если моторизованная полиция игнорирует это обращение, скрыть его от средств массовой информации не удастся. Объектив телекамеры сразу же запечатлеет его. Обращение продемонстрирует всем, что и после того, как радиостанция Свободных мореплавателей умолкла, их требования остались прежними. Исана притащил стопку пеленок, и Доктор, которому план Исана пришелся по душе, ловко сшил их вместе.
— Тебя этому научили на медицинском факультете?
— Вовсе нет, — улыбнулся Доктор и объяснил, что учился шить паруса.
Специалист по словам сделал фломастером надпись: «Дайте ответ о нашем судне!» Прикрепив к низу полотнища груз и прибив в трех местах поперечные планки, они с Доктором спустили полотнище через бойницу. Снайперы открыли бешеный огонь. Через минуту они сбили полотнище, и из бойницы свисали лишь обрывки веревок. Громкоговоритель продолжал повторять стереотипные фразы. В струящемся от жары воздухе расплылись очертания полицейской машины. Земля, выкопанная из окопа, стала сухой, как песок. И в самом окопе тоже, конечно, сухо и жарко. Все жарче становилось и в убежище. В два часа дня показалась машина «скорой помощи». Пытаясь приблизиться к полицейской машине, она застряла, огибая заболоченную низину. «Скорая помощь» буксовала в колее, проделанной самосвалами, то и дело пятилась, потом рванулась вперед и наконец добралась до полицейской машины.