Избранное
Шрифт:
— Сбить его, вот была бы потеха, — сказал Тамакити. — Но залезешь на крышу — самого пристрелят.
— Хватит с тебя, — сказал Такаки. — Сбивать вертолет ни к чему. Теперь они долго не начнут наступления. Если не хочешь спать, пойдем съедим чего-нибудь.
Какие железные желудки у Такаки и Тамакити, подумал Исана. Но он и сам почувствовал приступ голода. Наверно, они все уже привыкли к своей маленькой войне.
В утренние часы осаждающие ничего не предприняли. В бинокль было видно, что за баррикадами прибавилось репортеров. Зевак, похоже, разогнали. Над убежищем кружило уже несколько вертолетов. Передвигающиеся люди, бегущие животные ни разу не попались на глаза Исана. Его уставшие от яркого солнца глаза видели лишь безлюдную пустыню, которую обволакивали густые тени. Но все было в беспрерывном движении. Ветер колыхал траву и деревья. Колышущиеся тени создавали впечатление, что неподвижные камни тоже перемещаются. Вишня перед входом в убежище мчится, как слониха. Искореженная вишня, покрытая густой до черноты листвой, яростно бросается на обжигающее ее солнце. Я надеюсь, что, когда полицейские ворвутся сюда, они не повредят твоего ствола, не повредят твоих веток и листьев, — сказал Исана душе вишни. Но, возможно, дерево сердилось не только на тех, кто окружил убежище…
— Ой, — непроизвольно, по-детски вскрикнул Тамакити. Все пространство, обозреваемое из бойницы, напоминало прозрачно-голубое стеклянное волокно. Пучки волокон были усыпаны серебристыми шариками. Вода. Струи огромного водопада низвергались с холма за убежищем. Вода лилась непрерывным потоком, извиваясь крохотными серебристыми рыбками.
— Сволочи, — сказал Тамакити, вздохнув с видимым восхищением. — Притащили пожарную машину. И теперь испытывают ее.
Прильнув к бетонной стене, Тамакити прижал лоб к углу бойницы и посмотрел вниз. Исана тоже смотрел вниз. На поросшем густой травой склоне виднелась тропинка, протоптанная (как давно это было!) Исана и Дзином. В ямках, выбитых на голой земле, отражая солнце, стояла вода. Края прозрачно-голубых лужиц сверкали осколками гранита. Эти лужицы приковали к себе глаза и сердце Исана. Они только что возникли и вскоре исчезнут, и все же, как прочно и незыблемо все сущее на Земле, кроме человека, — прошептал Исана, обращаясь к душам деревьев и душам китов. — Сейчас рядом со мной люди, а я смотрю на лужицы с тем же волнением, как и прежде, когда размышлял здесь в одиночестве.
— Уж не вскрылись ли здесь россыпи серебряной руды, — заговорил Тамакити, моргая глазами от ослепительного сияния. — В детстве я как-то видел справочник геолога, — он не сказал «читал», — и мне тоже захотелось открыть залежи руды. Я знал, что не обнаружу на улице никаких залежей, и все же не мог спокойно смотреть ни на что блестевшее. В горах мною овладевало такое волнение, что даже в ушах звенело. Сколько лет прошло, и вдруг сейчас неожиданно вспомнилось, вернулось ко мне обратно. Я понимаю, что это обыкновенные лужи, а мне видятся россыпи серебра. Но даже если задуматься, если убедить себя, что передо мной не россыпи серебра, а обыкновенные лужи, я не буду расстроен, потому что вижу настоящие россыпи серебра.
— Россыпи серебра?
— Правда, я не могу подойти к этим россыпям серебра и посмотреть, не обыкновенные ли это лужи. Если я это сделаю, меня сразу же убьют…
— Тамакити, нужно как-то обезопасить тыл нашего убежища, — сказал Такаки, поднявшись в рубку с американской винтовкой на плече. — Что сообщают в последних известиях?
Однако Радист, свернувшись калачиком у своей рации, мирно спал.
— Судя по тому, что Радист оставил свою рацию, ничего нового не произошло. Итак, что ты думаешь, Тамакити?
— Есть только один способ. Не знаю, удастся ли…
— Попробуем, — не задумываясь, сказал Такаки.
— Потребуются две гранаты. Помните, Исана, вы нам рассказывали о силе взрыва атомной бомбы? Интересно, относится это к такой маленькой бомбе, как граната?
— Если одновременно взорвать две гранаты, то сила взрыва увеличится.
— Хорошо, — сказал Тамакити. — Попробую забросить на холм за убежищем две гранаты сразу. Я хочу, чтобы засевшие там полицейские были хорошо видны отсюда.
— А вдруг склон обрушится? Тогда и здание наше рухнет, — сказал Такаки.
— Здание прочное. Небольшой оползень ему не страшен, — сказал Тамакити. — Только Дзин меня беспокоит.
— Присмотрите за Дзином, Исана, — сказал Такаки. — Выберется отсюда, чтобы взорвать гранаты, один Тамакити, а мы с Радистом разбаррикадируем и снова забаррикадируем дверь. Вдвоем мы, наверно, справимся?
— Да, это и одному под силу, — заверил Радист, проснувшись и снова надевая наушники.
Тамакити дал волю охватившему его возбуждению и, воплотив его в действие, стремительно сбежал по винтовой лестнице.
— Как бы не убили Тамакити, — сказал Исана. — Если даже полиция и поверила в версию с заложниками, вряд ли человека, вылезшего на крышу с гранатами, примут за заложника.
— Тамакити человек осторожный. Он был бешеным мотоциклистом, но ни разу не был ранен серьезно, — ответил Такаки.
Комната, куда спустился Исана, была наполнена журчащими голосами птиц. В бункере — Тамакити оставил люк открытым — Дзин слушал магнитофон. Утопая в птичьих голосах, Красномордый что-то писал. Исана заглянул через его плечо, и тот поднял залившееся краской лицо — у него был растерянный вид застигнутого врасплох школьника. На листе бумаги Красномордый нарисовал двухмачтовое судно в вертикальном разрезе и в плане и снабдил рисунок подробными пояснениями. Сжав зубы, он старался скрыть свое смущение.
— Я описываю, какого размера и какой конструкции корабль нам требуется, — объяснил он.
— Молодец, нам это скоро понадобится, — сказал Исана. Из люка высунулась голова Тамакити. Когда он вылез, в руках его оказались два полиэтиленовых мешочка с чем-то тяжелым и твердым. Он держал их с преувеличенной осторожностью, будто это были не гранаты, а бутылки с горючей смесью.
— Через десять минут атакую. Влезайте в бункер и закройте крышку люка, — сказал он.
— Смотри не ошибись, а то еще бросишь их из рубки вниз, — съехидничал Красномордый, но Тамакити даже не удостоил его взглядом.
Исана и Красномордый, как спасающиеся от бомбежки мирные жители, спустились в бункер, и Исана плотно прикрыл крышку люка. Дзин тихо узнавал голоса птиц. Раньше в птичьих голосах для него был заключен весь мир. Теперь же, называя имена птиц, Дзин знакомил с каждой из них Инаго, которая задумчиво смотрела на него.
— Это пестрый дрозд, это козодой, — казалось, Дзин подбадривает Инаго, точно заблудившуюся в темном лесу, — это длиннохвостая сова, это иглохвостая сова, это погоныш…
Поглощенный птицами, Дзин не обратил на Исана никакого внимания. У Инаго, на которую Исана смотрел в профиль, лишь напряглись сиреневатые, как ростки щавеля, жилы на шее, но она так и не повернулась к нему. В бункере ранним летним утром было еще довольно прохладно, на Инаго были хлопчатобумажные брюки и рубаха, которые надевал Исана, отправляясь в заболоченную низину.
— Дзин настоящий специалист по голосам птиц, — сказал Красномордый.
— А ты — по кораблям. Оборудовал бункер под кубрик.
— Прежде чем сделать чертеж, нужно было представить себе настоящий корабль. Вот и сделали его здесь, — объяснил Красномордый. — Нам нужна перестроенная рыбачья шхуна водоизмещением в шестнадцать с половиной тонн и длиной пятнадцать метров.
— Перестроенная рыбачья шхуна? По-моему, в павильоне киностудии корабль выглядел куда романтичнее.
— Сначала Союз свободных мореплавателей предполагал выйти в море на паруснике, — сказал Красномордый. — Но безопаснее всего выйти в море на перестроенной рыбачьей шхуне.