Избранное, Кублановский Юрий

Избранное

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

На этюдах

Дворы безлюдные. Замшелые дрова.Лицо и руки вымочила морось.Окрестный лес блестит, как конский волос,болотная поломана трава.Приятель мой в тяжёлых сапогахс этюдником в руке по грязи скачет.И церковь разорённая маячит,чуть видимая в четырёх шагах.Сельхозмашины остов голубойнавстречу людям выгибает шею.Ты зябнешь, друг. Я тоже холодею.И одиночеством насытился любой.Лесной мираж напоминает быль.Когда по ватману плывут, щетинясь, ели,как утешают нас размывы акварелиплюс два стаканчика и красного бутыль!1969

Ночь

в Останкине

Клумб взошедшая маками пашня.Ртутно блещет сырая листва.Вдалеке огоньки телебашни,словно маленький дом божества.Где-то узник ложится на нары,где-то птица уснула, а тутсплошь и рядом влюблённые парыне решили, где ночь проведут.Перед ними судьба свои картыне раскрыла ещё до конца.Знайте, юные дамы и барды,если в вас не остыли сердца,не помогут вам куртки с кистями,ливень вымочит ложе травы…Прижимаясь друг к другу телами,постепенно расстанетесь вы.Знай, любитель гитарного звона,от тебя в предыюньскую ночь,испугавшись, в родимое лоноубежит адмиральская дочь.1970

В Абрамцеве

Helene Grosbois

Ты помнишь неба нежный хрящи леса чёрную корягу?Я не забыл твой узкий плащ,твоих волос ржаную тягу!Как, торопясь в обратный путьв осеннем сумраке лиловом,решили мы передохнутьна тёплом ворохе кленовом.И соблазнял вороний крики терпкий аромат грибницытебя, читавшую в тот мигэдемский стих самоубийцы.Щедра у памяти казна:скупой огонь последней спички,затяжка первая вкусна,свистки далёкой электрички,открытый тамбур, тусклый свет,фигуры пассажиров спящих…Как много вырастает летиз тех минут животворящих!1971

«…Когда густой туман осел…»

…Когда густой туман оселна разорённую обитель,сноп лунный в озере истлел,не хорошо, а как умел,запел, подвыпив, здешний житель.Бог любит каждый свой острог:ещё вчера глазки, овчарки,с прощаньем письма между строк,а вот сегодня вдруг помогтоварищам наполнить чарки.Весь день гребенчатой косойкосили водоросли в море,а вот теперь ночной порой,галдя, расходятся домой,и матерок крепчает в споре.Пора и мне – большую печьнабить дровами из сарая,с трудами всё-таки разжечьи дни считать до наших встреч,клюкой по углям ударяя.1972

«Осеннее солнце садится…»

Осеннее солнце садитсяза тёмный с прожилками лес,в котором кустарник дичитсяи листьев осталось в обрез.У берега выпрыгну с лодки,гремучею цепью взмахну.Устал я, и хочется водкихорошую рюмку одну.Закат зеленеющий ярок,но вкруг него стало темней.И шёлковый шарф – твой подарокповязан на шее моей.1972

Евфросин

Октябрь на дворе.Холода в октябреНа Псковщине вдруг наступили.Осыпалась крона убогих осин.В нетопленной келье не спит Евфросин,сомненья его помутили.В лампаде сильнее коптит фитилёк,просфора, черствея, пылится.Рука уставала – был слишком далёкзамах, чтобы перекреститься.С вопросом спешит он к церковным мужам,а те пожимают плечами.Тогда Евфросин обращается к намс такими, примерно, речами:– Я, детки, иду к патриарху в Царьград,где вера сияет Христова.…Зима на носу, отгорел листопад.Но что православному холод и глад!Он ищет последнего слова.Вот нет его триста, четыреста дней;как вдруг по наитию ночьюмы все повскакали с тесовых скамейи пастыря видим воочью.– Не зря, правдолюбцы, я выдержал путь,в Царьграде победствовал славном.Об этом ещё расскажу как-нибудь,теперь повествую о главном.В Софии, сравнимой с началом начал,одетый в парчу золотую,Иосиф воскресную службу кончал.Я, голос теряя:– Отец! – вопрошал, —двоить иль троить аллилую?Небесный отлив патриарших сединмешался с дымком фимиама.Он пристально глянул:– Двои, Евфросин.И вышел из Божьего храма.1972

«Старый зубчатый храм…»

В.Б.

Старый зубчатый храмс трещиной пополам.Целые дни сюдальётся с небес вода.Сад наш пошёл ко дну.Красную ветвь однуветер раздул во мгле,словно огонь в золе.

За оградою дол и лес.И блеснувший реки надрезперетянут жгутом моста,где заклёпка середь креста.

Гул окраины. По пятамрастекается по домамвязкий дёготь людских лавин.И задевших кювет машинтормоза переходят в альт.И бутылочно-жёлт асфальт.

От подземки квартал всего.Там товарища моегообложили со всех сторон.Слушают телефон.По ночам в окошки глядяти пространство окрест когтят.1974

Белой ночью

С сей Клеопатрою Невы…

Пушкин

Всё львы, да конюхи, да конные дворы,укрытые в лазурную личину.Вот-вот покатятся гранитные шарыи рухнут – в невскую пучину.С листвы накапало в одну из тёмных ниш,где ёжится сатир женоподобно…Но раб надеется, что ты его казнишь,но перед смертью наградишьвсем тем, чем госпожа способна.И потому бегу по лестницам в галоп,беру рукой трамвай за жестяные жабрыи слушаюсь, когда – жидковолосый снобзаводит в конуру, конечно, полугроб,чтоб за полночь читать абракадабру.Но ночь-то белая! Но на Литейном тишь!Мост на попа стоит, подобно башне Трои.Но раб надеется, что ты его казнишьи, пусть на цыпочках, введёшь в свои покои.1974

Тени

Ты, как библейская Эсфирь,

пропахла миррой ароматной.

И, разрумянившись, снегирь

сидит на ветке бородатой.

…Сбрасываешь шубку торопливо,варежку, похожую на мышь.Отчуждённа и самолюбива,вся-то ты сухим огнём горишь.В доме всё запущено, что в хлеве.Разобьётся чашка на краю.Ты сегодня в молодости, в гневе,узнаю, родная, узнаю.Но глаза разжалоблены плачем!Но заколка съехала к челу!Погоди, налью, пока горячий,брошу сахар в золотую мглу.Наши тени долго колебались,но, пока мы ссоримся сейчас,вдруг взметнулись и перемешались…Наши тени выбрали за нас!1974

1 2 3 4 5 6 7 8 9