Избранное
Шрифт:
Он прижал горящую щепку к ноге Эриха, но тот резко
дернулся в сторону. Тогда Вернер набил табаком трубку. Раскурив ее, он навалился на Эриха всей тяжестью, ногами обхватил его плечи и прижал горящую трубку к опухоли, а потом еще и потер ее трубкой. Послышалось глухое рычание и сдавленный стон. Тогда он разжал ноги. Эрих едва успел отвернуться-его вырвало.
Однако опухоль ничуть не уменьшилась. Подгорела лишь ее поверхность; в воздухе запахло паленым.
— Лежи и не двигайся! — приказал Вернер. Перочинным ножом он отрезал от плащ-палатки длинную полосу и еще выше закатал штанину Эриха. Прижав камешек к внутренней стороне бедра, там,
— Вот так! — выдохнул он. — А теперь тебе самое время хватануть литр шнапса, и все будет в порядке.
Заметив, что Эриха так знобит, что у него зуб на зуб не попадает, Вернер укрыл его обеими плащ-палатками. Проклятье, подумал он. Теперь мы засели здесь всерьез и надолго. Только бы не вляпаться из-за этого в нечто похуже.
И в этот миг он увидел спускавшегося по склону крестьянина - молодого итальянского парня, ведшего под уздцы тощую клячу. На нем были черные штаны, грязная рубаха и старая замызганная шляпа с широкими полями. Лицо у парня было загорелое, смазливое, над верхней губой пробивались лихие усики. Парень заметил их, и в его черных глазах мелькнуло холодное, слегка настороженное любопытство. Вернер подошел к нему и объяснил, что случилось. Итальянец взглянул на Эриха с интересом и сочувствием.
— Возьмите себе наши велосипеды, — сказал ему Вернер. — Только доставьте нас куда-нибудь, где моему товарищу смогут оказать медицинскую помощь.
— Велосипеды? — Итальянец недоверчиво завертел головой, и Вернер показал ему место, куда были спрятаны самокаты. Крестьянин жадно схватил оба велосипеда и очень ловко и быстро завел их подальше в глубь поля. Вернувшись, он жестом предложил Вернеру вдвоем поднять Эриха и положить его на спину лошади. Седла не было, и им пришлось привязать больного — он так ослаб, что все время соскальзывал. Итальянец зашагал вниз по склону, и вскоре они оказались в долине, где Вернер опять увидел те же самые острые светлые скалы. Места здесь были глухие, лишь изредка попадался обработанный клочок земли, все вокруг заросло травой и кустарником, над которым то тут, то там возвышались могучие деревья, раскинувшие над склонами шатры своих крон.
— Здесь повсюду живут во временных хижинах крестьяне, — сказал парень. — Но они ничего вам не сделают, если вы скажете, что хотите к американцам.
— А наших полевых жандармов здесь не видать? — спросил Вернер.
Итальянец рассмеялся.
— На прошлой неделе двоих уложили, — сообщил он. — Совсем капут, — добавил он по-немецки.
— Слышишь, Эрих, мы уже в безопасности, — обернулся к товарищу Вернер. Но увидел, что Эрих лежит белый как мел и мокрый от пота, и понял, что тот ничего не слышит. Итальянец тоже начал озабоченно поглядывать на Эриха и погонять лошадь.
— Святая мадонна, — сказал он. — Ваш товарищ очень болен. Надо поторопиться.
Тропа теперь вновь вилась вверх по склону. Взобравшись на вершину холма, они увидели в лощинке маленькую хижину - времянку. Каркас из жердей был кое-как обит досками и прикрыт соломенными матами, на крыше топорщилась груда свежесрезанных веток. Строение это было едва различимо на фоне диких зарослей. Когда они приблизились, хижина сразу ожила: первой на пороге появилась старуха в широкой рваной юбке до пят, за ней — молоденькая хорошенькая девушка, стройные формы которой едва прикрывало некое подобие платья. Немного погодя из хижины вышел старик крестьянин с темным от загара лицом, словно сошедший с гравюры
Парень затараторил по-итальянски, сообщая о случившемся с Эрихом, потом они все вместе сняли его с лошади и внесли в хижину. Внутри было темно — свет проникал лишь в отверстие для входа. Вернер разглядел только, что у стены стоят две винтовки. Итальянцы опустили Эриха на топчан, устланный соломой. Старик взглянул на опухоль и покачал головой.
— Тебе бы сразу вскрыть это, — сказал он Вернеру на своем отрывистом и малопонятном диалекте.
— Ножа не было чистого, — огрызнулся Вернер.
Старик презрительно хмыкнул и бросил старухе:
— Разведи огонь!
Тут только Вернер заметил, что в хижине был чугунный котел. Старуха набросала в него щепок и подожгла. Помещение сразу наполнилось дымом. Старик взял в руки короткий нож с острым концом и держал его над огнем до тех пор, пока кончик не накалился докрасна. Вернер с парнем держали больного, пока старик вспарывал опухоль. Из горла Эриха вырвался отчаянный клокочущий крик, и из раны тут же хлынула кровь вперемешку с гноем. Старуха уже успела поставить на огонь горшок, и в воздухе вдруг сильно запахло тимьяном. Когда варево вскипело, она окунула в него чистые льняные тряпки и обернула ими ногу Эриха. Парень принес откуда-то бутылку вина и начал понемногу вливать его в рот Эриха. Потом они укрыли его. С той минуты, как вскрыли опухоль, Эриху, по-видимому, полегчало. Старуха сидела в углу и время от времени подбрасывала в огонь полешки. Парень со стариком вышли. Вернер присел на низенькую скамеечку у изголовья Эриха и взял его правую руку в свои.
— Иди дальше один, — сказал Эрих. — Меня все время в сон клонит. Останусь здесь и отосплюсь.
— К вечеру ты будешь здоров. Каких-нибудь два-три километра и мы у американцев.
— А помнишь ту гадюку? — вдруг спросил Эрих, помолчав.
— Да, именно на гадюку ты, видать, и напоролся, — подтвердил Вернер. Идиотство какое-то, подумал он про себя. Мне бы сейчас ноги в руки — и ходу. От этого юнца с самого начала одни неприятности. Без него у меня все получалось бы намного легче. Американцы уже под самым носом, а я сижу тут как последний дурак.
Девушка вошла в хижину и бросила на Эриха жалостный взгляд. Вернер машинально раздел ее глазами и подумал: лучше бы уж на ней вообще ничего не было.
Но приказу старухи молодая сменила Эриху повязку. Но через некоторое время ему опять стало хуже. Он болезненно морщился при каждом шорохе, а от треска горящих веток или малейшего движения Вернера вздрагивал.
— Я почти ничего не вижу, — вдруг отчетливо сказал Эрих. — Тебя тоже не вижу. Только общие очертания.
— А тебе сейчас ничего и не надо видеть, — успокоил его Вернер. — Лежи спокойно и спи.
— Не могу заснуть. Нога сильно болит. И я боюсь. Как ты думаешь-я умру?
— Скажешь тоже! Гадюки вовсе не так уж опасны. Их укус даже не для всех зверюшек смертелен. Самое позднее завтра утром ты будешь на ногах и в полном порядке.
— Думаешь, нам удастся перейти на ту сторону?
— Да мы уже перешли. Кругом все тихо. Самолетов почти не слышно. И с шоссе не доносится ни звука. Даже жуть берет.
— А где сейчас могут быть наши?
— Готов спорить, что нынче ночью, пока мы с тобой спали, наш родной эскадрон драпанул по тому же шоссе. А американцы еще не раскачались пуститься вдогонку. Так что мы с тобой оказались промеж тех и других, на ничейной земле.