Избранное
Шрифт:
— Вот радость–то! Потерпи немного, и станет тебе легко.
— Как ты? — спросил Адхам жену.
— Я, наверное, умру от боли, — ответила она, стеная. — Все тело мое разрывается, кости трещат. Не оставляй меня.
Но повитуха приказала Адхаму ожидать снаружи. Он вышел из хижины и заметил невдалеке тень. Еще не узнав, он догадался, кто это. В груди у него защемило. Идрис же с притворной заботой спросил:
— Еще не родила? Бедняжка. Моя жена, как ты знаешь, тоже недавно все это перенесла. Боль скоро пройдет, и ты получишь свою долю из рук судьбы,
— Все в руках божьих, — неохотно отозвался Адхам. Идрис коротко усмехнулся и спросил:
— Ты привел ей повитуху из Гамалийи?
— Да.
— Противная баба. Жадная. Я тоже ее приводил, но она слишком много запросила за свои услуги, и я ее прогнал. Теперь каждый раз, как я прохожу мимо ее дома, она осыпает меня проклятиями.
— Не следует так обращаться с людьми, — проговорил после некоторого колебания Адхам.
— О сын знатных родителей, твой отец научил меня обращаться с людьми грубо и жестоко.
Раздался громкий крик Умеймы. Казалось, боль раздирает ей внутренности. Не отвечая Идрису, Адхам поспешил к хижине, с тревогой прокричал в дверь: «Крепись!» И Идрис громким голосом повторил за ним:
— Крепись, о жена моего брата!
Адхам забеспокоился, как бы этот голос не напугал Умейму, но виду не показал и лишь предложил:
— Нам лучше отойти подальше от хижины.
— Пошли ко мне, я напою тебя чаем. Посмотришь на Хинд, увидишь, как она сладко спит.
Но Адхам уклонился от приглашения. В глубине души он проклинал дорогого братца. Идрис же заливался соловьем:
— Еще до наступления утра ты станешь отцом. Это большая перемена в жизни, она заставит тебя почувствовать, что значат те узы, которые твой отец рвет с такой легкостью и беззаботностью.
— Мне неприятен этот разговор, — нахмурился Адхам.
— Возможно, но ведь это главное, что нас обоих волнует. С мольбой в голосе Адхам проговорил:
— Идрис, зачем ты меня преследуешь? Ведь ты знаешь, что между нами не может быть дружбы.
Идрис в ответ громко расхохотался:
— Ах ты, бессовестный малыш. Ведь меня разбудили от сладкого сна вопли твоей благоверной. Но я не позволил себе рассердиться. Наоборот, встал и пришел предложить свою помощь, если потребуется. А отец твой, услышь он этот крик, лишь повернется на другой бок, потому что у него нет сердца.
— Против судьбы не пойдешь. Я прошу, не вмешивайся в мои дела. Я же в твои не вмешиваюсь.
— Ты ненавидишь меня, Адхам, не потому, что я повинен в твоем изгнании, а потому, что я напоминаю тебе о твоей слабости. Во мне ты ненавидишь свою грешную душу. У меня же больше нет причин ненавидеть тебя. Напротив, ты стал для меня утешением и развлечением. И не забывай, мы соседи. Мы первые поселились на этом пустыре, и дети наши будут ползать по нему бок о бок.
— Тебе доставляет наслаждение мучить меня.
Идрис не отвечал, и Адхам уже надеялся, что на этот раз он от него избавился. Но тот снова серьезным тоном спросил:
—
— Потому что я мирный торговец, а ты драчун и забияка.
Тут раздался громкий вопль Умеймы, и Адхам с мольбой поднял глаза к небу. Ночной мрак уже совсем рассеялся. Из–за горы вставало солнце.
— Сколь ужасна боль! — воскликнул Адхам.
— Сколь прекрасна чувствительность! — со смехом отозвался Идрис. — Воистину, ты создан управлять имением и играть на свирели.
— Ты смеешься, а мне больно!
— Тебе? Мне казалось, что больно твоей жене.
— Оставь меня в покое! — вскричал Адхам, не сдержавшись.
Но Идрис невозмутимо поинтересовался:
— Ты хочешь стать отцом, ничего за это не заплатив? Ты мудрец. Я хочу предложить тебе работу, которая позволит тебе сделать счастливыми своих детей. Ведь тот, при чьем появлении на свет мы присутствуем, первый, но не последний. Гордость наша будет удовлетворена лишь в том случае, если мы оставим после себя целую кучу потомков. Ты согласен?
— Уже рассвело. Шел бы ты спать.
Крики становились все громче и следовали один за другим непрерывно. Адхам наконец не вытерпел и пошел к хижине. Когда он был уже у порога, Умейма испустила глубокий вздох, прозвучавший, словно последний звук печальной песни. Просунув голову в дверь, Адхам спросил:
— Как там у вас?
Голос повитухи велел ему обождать. Сердце Адхама заколотилось от радостного предчувствия, ибо в голосе повитухи он уловил ноту торжества. И тут же она появилась в дверях и возвестила:
— Господь послал тебе двух сыновей!
— Близнецы?!
— Да поможет тебе Бог взрастить обоих!
Адхам услышал за спиной громкий смех Идриса и его противный голос:
— Ого, Идрис стал отцом дочери и дядей двух племянников.
На этот раз он действительно зашагал к своей хижине, распевая: «Где счастье, где удача, скажи мне, время…» А повитуха продолжала:
— Мать желает дать им имена Кадри и Хумам. Кадри и Хумам, Кадри и Хумам, — повторял Адхам вне себя от радости.
13.
Утирая лицо полой галабеи, Кадри сказал:
— Давай сядем, поедим.
Глядя на солнце, склоняющееся к западу, Хумам ответил:
— Давай, уже давно пора.
Они уселись на песок у подножия горы Мукаттам. Хумам развязал узел красного полосатого платка, достал хлеб, таамийю [10] и лук, и они приступили к еде. Время от времени они поглядывали на своих овец, бродивших вокруг или лежавших на песке, пережевывая жвачку. Братья не отличались один от другого ни чертами лица, ни ростом. Но взгляд охотника, светившийся в глазах Кадри, придавал его облику резкость, отличавшую его от брата. Жуя лепешку, Кадри проговорил:
10
Таамийя — жаренные в кипящем масле лепешки из зеленой фасоли.