Избранное
Шрифт:
— Живо! Живо! — торопит Вельзен. — Скоро семь часов. Что это вы сегодня с места не двигаетесь?
Он сам принимается за дело, выжимает тряпку и вытирает насухо пол.
Без двух минут семь заключенные общей камеры № 2 выстроились для утренней переклички.
Они ждут до четверти восьмого. Дежурный надзиратель не приходит.
Ждут до восьми. Ни один дежурный не появляется. Тогда Вельзен велит разойтись.
— Что случилось? Почему никто из них не показывается? Почему не дают кофе?
Высказываются самые нелепые предположения.
— Это
— Я не поручусь за то, что наци уже не попрятались в кусты. Когда дело принимает серьезный оборот, они трусливы, как зайцы.
Вельзен напоминает, что ведь не первый раз дежурный заставляет так долго ждать себя. Но никто слышать об этом не хочет. Каждый убеждает себя, будто необычайная тишина в тюремном здании имеет особый смысл.
Возбуждение и волнение все усиливаются. Некоторые совсем расхрабрились. Они складывают в кучу свои вещи и в шутливом топе, за которым таится плохо скрытая надежда, говорят:
— Собирай вещи! Выходи получать оружие!
И вдруг все стихает. В коридоре слышится стук ведер. Приближаются шаги. Люринг открывает дверь.
По команде Вельзена заключенные поднимаются.
— Староста, вы отдали команду разойтись?
— Так точно, господин дежурный!
— Очень благоразумно с вашей стороны. Вольно! — Люринг оборачивается к кальфакторам, — Пошевеливайтесь! Скорее, скорее!
Крейбель незаметно шепчет кальфактору:
— Что это вы сегодня так поздно?
— Да караульные у радио сидели, — шепотом отвечает тот. — После кофе приготовиться к прогулке! Но не торопитесь, сначала спокойно поешьте.
— Слушаюсь, господин дежурный!
Люринг выходит из камеры. Оба кальфактора тащат ведра в соседнюю камеру.
— Черт возьми, точно его подменили! — восклицает кто-то с удивлением. — Сама любезность!
— Что сказал Тео? Почему они так поздно пришли сегодня?
— Караульные сидели у радио.
— Ага! По-видимому, дела не плохи. Иначе Люринг не был бы так чертовски приветлив.
— Ну как, Крейбель? — спрашивает сияющий Шнееман с подчеркнутой иронией, — Все еще колики в животе от политики?
— Не понимаю, — раздраженно отвечает Крейбель.
— Ты ведь не доверяешь венским рабочим!
— Не мели вздор!
— У тебя, вероятно, не укладывается в голове, как это рабочие без указаний Ленина и Сталина делают революцию? А?
— Скажи лучше, ты меня только дразнишь или скрываешь какое-то намерение за своими пустыми фразами?
— Ну, ну, не горячись!
Входит Люринг. Вельзен командует:
— В две колонны стройся! Шагом марш!
Они еще не успели выйти во двор, как Вальтер Кернинг выходит из шеренги и подходит к Люрингу.
— Господин дежурный, разрешите задать вопрос?
— Ну, в чем дело?
— Не можете ли вы сказать нам что-нибудь о положении в Австрии?
Люринг удивленно смотрит на молодого заключенного, который отвечает ему открытым простодушным взглядом.
Сначала он не знает, что ответить, но потом усмехается и спрашивает:
— А кто это вам рассказал про Австрию?
— Мы совершенно случайно узнали, господин дежурный.
— Ах, так! Случайно?.. Странно! Австрия — прискорбный случай. Немцы, которые убивают друг друга, как будто у нас мало врагов. Эти марксистские бонзы взваливают на себя все большую вину.
— Господин дежурный, а какую позицию занимают в Австрии национал-социалисты?
Люринг отвечает и Вельзену:
— Национал-социалисты в братоубийстве не участвуют.
Во дворе Люринг разговаривает с часовым, а заключенные свободно маршируют. Сегодня не надо ни бегать, ни приседать, ни прыгать.
На следующий день кальфактору удается подбросить в камеру газету.
Как голодные волки на кусок мяса, так набрасываются на нее заключенные. Всем хочется читать. Кричат:
— Пусть Вельзен читает вслух!
Но те, что ухватили газету, не отдают ее. Первые строки выкрикиваются во всеуслышание:
— Уже свыше тысячи убитых! Шуцбундовцы заняли Фаворитен и Зиммеринг! Кровавый бой за Карл-Маркс-хоф!
— Кровопийцы! Проклятые негодяи! — Маленький Зибель судорожно вцепился в газету дрожащими руками, читает и ругается: — Вот скоты! Вы только послушайте, они стреляют из пушек по рабочим кварталам! Пушки на улицах Вены. Дальше уж ехать некуда!
— Товарищи! — сердито говорит кто-то. — Что это за манера? Побольше солидарности и чувства товарищества. Мы все хотим слушать. Читайте, пожалуйста, вслух!
— Да, да! Читайте вслух, читайте вслух!
— Пусть Вельзен читает.
Зибель со вздохом передает газету Вельзену. Тот садится за средний стол. Он читает очень тихо, но в камере такая тишина, что слышно каждое слово.
«Двенадцатого февраля после полудня шуцбундовцы Маргаретена взялись за оружие. Они заняли Рейманхоф и начали обстреливать полицейских из установленных в окнах винтовок и пулеметов. Военные подкрепления были отброшены. Наконец войскам удалось взять штурмом всю эту гигантскую группу зданий. Но ценой огромных жертв, так как в проходах домов и на лестницах происходили ожесточенные рукопашные бои, дрались прикладами, револьверами, бросали ручные гранаты…»
— Проклятье! Их, значит, разбили!
— Тише!
— Заткнись!
— Читай дальше!.. Вельзен, читай дальше!
«…Мимо Либкнехтхофа, занятого вооруженными шуцбундовцами, промчался санитарный автомобиль. Рабочие пропустили его, думая, что он прибыл за ранеными. Но оттуда внезапно выскочили полицейские и открыли огонь. Ответный огонь шуцбундовцев вынудил полицейских отступить. В автомобиле был найден пулемет и множество патронов…»
— Вот это молодцы! Пулемет им, конечно, здорово пригодился! — крикнул кто-то с восторгом.