Избранное
Шрифт:
— Жалко книг, Вальтер, но это ведь не самое худшее. Самое главное, что мы все живы и здоровы. Не надо так огорчаться.
— Я вовсе не огорчен, я так счастлив, что вижу тебя. Были моменты, когда я терял уже надежду увидеть тебя когда-нибудь.
— Значит, было?..
Жена смотрит на него полными слез глазами. Проклятье! Он все-таки сказал больше, чем следовало. В смущении опускает он руку на плечо жены и, видя, что она вновь улыбается, нежно гладит ее по лицу.
— Видишь ли, такие настроения иногда находят. Ну, а теперь…
— Господа, свидание кончается!
— Ах, господин дежурный, уже конец? — жалобно говорит одна из женщин. — Разве прошло десять минут?
— Я исполняю данное мне распоряжение. — Караульный пожимает плечами и задумчиво потирает руки.
— Я тебе принесла кое-какую мелочь. К сожалению, лучшее пришлось оставить там, в контроле.
Крейбель берет маленький пакетик.
— Итак, господа, пора!
Слезы льются ручьями. Объятия и поцелуи. Поцелуи, смешанные со слезами.
Крейбель протягивает жене руку.
— Может быть, снова — через четыре недели.
— Да.
Крейбель видит, каких усилий стоит ей держать себя в руках, быть спокойной и не разрыдаться. Он обнимает ее и прижимает к себе.
— Будь молодцом и не падай духом.
— Через четыре недели я снова приду!
— Привет друзьям! Всем привет!
Четверо заключенных выстраиваются в коридоре. Их ведут обратно в тюрьму, без громкой команды, без брани.
Только после того как за ними закрылась железная решетка, женщинам разрешают выйти из комнаты. Ординарец-эсэсовец провожает их через тюремный двор к выходу…
Каждый день приводят новых арестантов. Каждый день переводят товарищей в дом предварительного заключения. Иногда также заходит «ангел-избавитель» и приносит освобождения.
Каждый день после обеда товарищи собираются в углу у окна. Крейбель рассказывает о первых съездах русской социал-демократии, о теоретических разногласиях, о расколе. Рассказывает об исторической роли Ленина, о первых массовых выступлениях русского рабочего класса и о революции 1905 года.
Все опаснее становится работать в кружке. Среди вновь прибывающих в основном попадаются люди неизвестные, очень часто члены национал-социалистской партии и штурмовики, провинившиеся в чем-нибудь; уголовников-рецидивистов тоже сажают сюда как антиобщественный элемент. Политические воспринимают их общество как болезненный нарыв. Крейбель с удовольствием прервал бы занятия. Риск становятся слишком велик. Но товарищи настаивают и даже слышать не хотят о прекращении курса.
Крейбелю тяжко приходится в вечерние часы. Уголовники вносят в тихие вечерние беседы новый тон. Они часто до поздней ночи рассказывают сальные анекдоты и непристойности. Крейбель в такие ночи не может уснуть.
Но вот однажды в это печальное арестантское прозябание ворвалась новость, которая сразу взбудоражила всех и вселила в каждого новые надежды.
Подходит кальфактор и тихонько стучит.
Вельзен призывает к тишине и слушает у двери.
— Натан!
— Да! Что тебе?
— Послушай, совсем невероятная вещь: в Париже и в Австрии революция!
— Ну, что за вздор, Эрни!
— Нет, серьезно! В Вене отчаянная стрельба. Сотни убитых. Рабочие захватили целые кварталы.
— Ну, а… а австрийская социал-демократия?
— Она так — ни то ни се. Шуцбундовцы сделали дело.
— Я этому не верю.
— Не болтай глупостей! Во всех газетах только об этом и говорят. Если удастся, я утащу одну из караульной и просуну вам.
— Да, пожалуйста, только не забудь!
Вельзен задумчиво отходит от двери. Он все еще не верит тому, что услыхал. Революция в Париже и в Австрии? Что же в самом деле происходит на белом свете? События совершаются быстрей, чем можно было ожидать. И как раз в Австрии. Социал-демократический шуцбунд решился на вооруженное восстание? В чем тут дело? Что из этого может выйти?
Он поворачивается к стоящим вокруг него товарищам, на лицах которых также написан вопрос.
— Послушайте! То, что сейчас рассказал Эрни, так необычайно, что даже не верится! Как будто в Австрии вспыхнула революция. Будто идут ожесточенные бои. Насчитываются уже сотни убитых. И в Париже тоже все вверх дном.
На мгновение у всех захватило дыхание. Потом вдруг прорвалось: взрыв радости, вопросы, предсказания, надежды — все смешалось и вихрем пронеслось по камере.
— Если уж так далеко зашло, должно и сюда перекинуться.
— Теперь все побоку! Нужно объявить забастовку, чтобы парализовать хозяйство. Германские рабочие не должны оставить в беде венских братьев.
— Если этого не случится, то дело дрянь. Ты думаешь, что остальные государства будут спокойно смотреть, если в Австрии вспыхнет рабочая революция? От этого теперь все зависит.
— Если все так, как говорит Натан, то рабочие повсюду зашевелятся.
— Если в Австрии победят рабочие, Муссолини перейдет границу. Он только и выжидает подходящего случая.
— Ну, мой милый, и австрийские рабочие, и рабочие других стран сумеют этому помешать.
— Сотни убитых, говоришь? Вот, черт возьми, как сразу здорово схватились! Кто бы мог подумать, что венцы на это способны?
Шахматы и карты заброшены. Даже угрюмый Кольцен ходит от одной группы к другой и внимательно прислушивается.
Длинный Кёлер, бывший фланговый четырнадцатого штурмового отряда, вставляет свое слово:
— В Австрии наци пойдут вместе с рабочими. Они тоже хотят прогнать Дольфуса.
— Вот неисправимый! — кричит ему Эльгенхаген. — И ты до сих пор еще веришь, что наци когда-нибудь пойдут вместе с рабочими? Ведь это же очередные полицейские отряды капитализма, которые выполняют требования предпринимателей, а не рабочих. Пойми же ты это наконец!
— Вот посмотришь! — упрямо настаивает нацист на своем. — События покажут.