Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
— Приближаюсь, — туманно отвечает Алексей.
— К чему это вы приближаетесь? — спрашивает Сталин.
— К тому… к женитьбе приближаюсь, а не выходит. Не моей, видать, марки сталь. Если можете, помогите, товарищ Сталин, — вздохнув и смутившись, отвечает Алексей.
Все смеются. Сталин разводит руками:
— Тяжелый случай! Но если что от меня зависит, конечно, помогу. А в чем дело, по существу?
— Красавица! — говорит Алексей. — И душа чистая! И умница! А вот стихами меня замучила… Вдруг, скажем, звонит по телефону: «Алло! Алексей,
Сталин, смеясь, останавливает его:
— Что же вы?
— Я, конечно, не поддаюсь, насколько могу, но кто же столько стихов помнить может?
— А стихи между тем хорошие, — задумчиво произносит Сталин и, прищурив глаза, негромко читает наизусть:
Стою над снегами у края стремнины: Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье, И первое грозных обвалов движенье…Иванов замирает.
— Значит, тоже этим занимаетесь? — удивляется он, и лицо его становится несчастным.
— Ничего, не пугайтесь стихов, — смеясь, говорит Сталин, — постарайтесь оказаться сильнее ее в деле. Остальное все придет.
— Да это я сколько угодно… — робко улыбается Иванов, — а только не светит мое дело. Вы уж извините меня, товарищ Сталин! Может, я чего не так сказал.
Сталин кладет руку на плечо Иванова.
— Мы свои люди, мы все друг другу можем сказать… Передайте привет сталеварам. Наша просьба — не успокаиваться, не почивать на лаврах, добиваться новых успехов… Это важно и в личной жизни.
Иванов прощается.
— Нам, сталеварам, верьте, — говорит он Сталину, — не подведем, на сто очков всех этих заграничных обставим. Точно вам говорю. — Он идет, но тотчас возвращается. — Спасибо за все, товарищ Сталин. — Пожимает руку. — Спасибо! — и быстро уходит из столовой.
Рассвет. Степь, золотистая от созревших хлебов. Пшеница в рост человека, поблескивая росинками, невнятно шелестит на ветру.
Жаворонки взвиваются к небу и исчезают в нем с песнями. Кажется, поет воздух.
Алексей и Наташа, прижавшись друг к другу, молча идут по узкой тропинке между стенами хлеба. Вдали видны комбайны.
— Я так люблю тебя, Алеша… Алексей, что мне кажется… вся жизнь моя и всех людей стала втрое лучше и интересней с тех пор, как я полюбила тебя…
— А ты знаешь, я Сталину рассказал о том, как люблю тебя…
— Ты с ума сошел!.. А он что?
— Не бойтесь, говорит, стихов, любите ее, и она вас будет любить…
— Выдумываешь ты все… никогда не поверю.
— Ей-богу, если, говорит, она вас любить не будет, мне напишите…
Обняв Алексея, Наташа спрашивает:
— Ну и что же, будешь писать?..
Ничего не ответив, Алеша молча берет ее голову в руки и целует ее глаза, лицо.
Она
Алеша отходит в сторону, скрывается в густых хлебах и поет:
Эх ты, Ваня…Наташа сначала даже растерялась. Она не сразу понимает, что происходит с Алексеем, а Алексей не может поверить в свое счастье.
Он идет и поет, и в песне его такая сила, такой простор, который приходит раз в жизни, в час торжества души.
Наташа следует за Алексеем, не нагоняя его, потом притаилась среди колосьев — пусть-ка теперь поищет ее!..
На горизонте заурчало что-то громоподобное. Глухие взрывы невидимой грозы потрясли землю, хотя небо безоблачно. Где-то высоко-высоко прошли самолеты.
Наташа, закинув голову, оглядывает небо. От самолетов оторвались блестящие капельки… и понеслись вниз. Ей очень интересно и совсем не страшно. Вдруг подпрыгнула земля в ужасном грохоте, и жаркая волна ударила в хлеб и повалила его. Взметнулось пламя. Сухая пшеница затрещала тут и там. Низкий черный дым заволок поле.
Вдруг еще удар, и еще.
Загорелось во многих местах.
Наташа бежит, ничего не понимая. Платье ее черно и в клочьях, волосы разметались. Она кричит:
— Алеша, милый, что это?..
Но огонь с громким треском пожирает хлеб, и ее голоса не слышно.
Алексей уже мчится к ней сквозь горящую стену хлеба.
Он подхватывает ее на руки и несет…
Над поселком и заводом стоит черная туча.
Алексей несет Наташу по горящим улицам поселка. Повсюду раненые. Мечется, мыча, перепуганный скот. Деревья лежат поперек улиц. Дым и пламя вырываются из заводских корпусов.
Силы Алексея иссякли. Он шатается. Несколько раз прислоняется к телеграфным столбам, чтобы не упасть. Собрав последние силы, Алексей бежит со своей ношей домой.
Мать выглянула из двери, зовет его, — и вдруг удар, Алексей падает, но глаза его успевают увидеть загоревшийся родной дом и лицо матери, полное отчаяния и боли.
Он слышит ее зов:
— А-ле-ша!..
По улицам горящего города мчатся немецкие мотоциклисты. За ними танки.
Площадь заводского городка. Молчаливая толпа жителей. Среди них Наташа. Под балконом немецкий офицер, не торопясь, продолжает речь.
Он говорит:
— Порьядок от германской армии ист очень гуманный. Руський народ — народ славяньский, сам жить не может. Мы дадим новый порьядок.
Кто-то негромко свистнул.
Немец смотрит: перед ним стоит хмурая толпа. Он замечает в толпе мальчишку-ремесленника и обращается к нему с добродушной улыбкой:
— Кто сделал небольшенький свист? Ты, мальшик?
— Я, — говорит Ленька, выступая вперед.
— Нехорошо. Я давал первый урок. Ты нарушил порьядок.
— Я братишку позвал, — отвечает Ленька.