Избранные научно-фантастические произведения в 3 томах. Том 1
Шрифт:
Кар вспыхнул, как девушка.
— О, нет! Я одинок, как перст. И я готов выехать хоть сегодня.
— Сегодня рано, — промолвил Азорес улыбаясь. — Вы мне ещё здесь окажете помощь. Ведь вы уже слышали о Скотте?
— Как же! И понять не могу, что ему надо или как он узнал о тайне Хургеса, если только он узнал о ней. Это мне чрезвычайно неприятно. Это бросает тень на меня… Могут подумать, что я продал тайну…
Азорес пожал Кару руку.
— Прекрасно. И чтобы вам не мешала работа в этой мышиной норе, вы сегодня же откажетесь от должности…
— Отказаться
— Разве вы не решили ехать со мной? — удивлённо спросил Азорес.
Кар провёл рукой по лбу.
— Да, да, конечно… Но всё это так неожиданно! Ну, конечно же, сегодня же я сам заявлю, что ухожу. Но ведь у нас это чрезвычайное происшествие!
— …и мы с вами примемся за розыски. Узнаем, что возможно, и потом улетим в Атлантический океан, к месту нашей экспедиции. Я уверен, что вы не пожалеете.
— И после этого уверяют, что чудес на свете не бывает, — сказал Кар. Его руки дрожали, как в лихорадке. От волнения он стал переставлять с места на место индукционные катушки, словно уже собирался в дорогу.
ИСТОРИЯ МИСТЕРА СКОТТА
«Паук» схватил добычу и потащил её вверх. На этот раз Гинзбург попросил поднимать его возможно медленнее. Телеоко он решил оставить на дне. Если бочонок упадёт, то вертикально — на то же место. И Гинзбург внимательно следил за экраном. Но на нём мелькали только рыбы, гнавшиеся друг за другом, да воздушные медузы. Наконец Гинзбург с облегчением услышал:
— Есть! Бочонок перевалил за борт.
Три пары глаз оторвались от экранов: капитан следил в своей каюте, Гинзбург — на палубе в специальной камере, Миша — в штабе.
Миша волновался. Это он первым заметил бочонок. Что же в бочонке? Миша присел на постели и попросил Гинзбурга, чтобы никто не заслонял бочонок от объектива приёмного аппарата.
— А-а-ах! — вдруг донёсся чей-то, как показалось всем, женский голос с моря. Все повернули головы.
Пока поднимали бочонок, «Урания» успела всё-таки обогнуть траулер, — не зря она была быстроходным судном. Скотт увидел бочонок и… Что сталось с этим холодным самоуверенным человеком, который так умел владеть собой! Он закричал, как истеричка, уронил бинокль в воду и упал на палубу, словно сражённый пулей.
Гинзбург и капитан переглянулись. Скотт обнаружил свою тайну. Так вот что, он искал, бочонок! В этом бочонке хранится, конечно, не тухлая солонина…
Один матрос поднял бочонок и снова положил.
— Ого, тяжёленькую добычу поймал наш «паук», — пошутил он. — Дайте скорее топор!
Через несколько минут обручи были сбиты, бочонок открыт. Он был полон золотых слитков.
— Что, что там, в бочонке? — крикнул Миша так громко, что отец прибежал из столовой.
— Что случилось? — спросил он.
— Золото, золото, золото! — прозвенел голос Гинзбурга. — Этого достаточно, чтобы вся экспедиция окупилась!
И Борин-отец увидел Гинзбурга, который держал
— Пусть полюбуется мистер Скотт, — хохотали матросы.
А мистер Скотт уже пришёл в себя. Из-за борта появились сначала его руки со скрюченными пальцами, потом перекошенное от злобы лицо.
— Бандиты! Разбойники! Будьте вы прокляты! — ревел он хриплым голосом и вновь сполз за борт.
Смех матросов был ответом на этот истерический выкрик человека, потерявшего самообладание.
Скотта подняли и перенесли в каюту. Он прогнал всех и выпил целую бутылку рома. «Ром успокаивает нервы, как виски — приступы малярии», — так полагал Скотт.
— Бочонок… Мой бочонок… Золото… его вторично крадут у меня… О, проклятый Вильямс, проклятые большевики!… — И Скотт потерял сознание.
Ему чудились бесплодные пустыни, мулы, мешки с провизией, палящее солнце, проводники-индейцы, ножи, костры, прерии, горы… И Вильямс, толстый Вильямс… На привале он своей тушей придавил Скотта, и Скотт задыхается от тяжести тучного тела. Вильямс закрывает своим телом вход в пещеру, и Скотт задыхается. Вильямс хватает мешки с золотом и удирает на мулах, а Скотт бежит за ним по плоскогорью, безлюдному, как поверхность Луны, горячему, как раскалённая плита, и кричит: «Стой, стой, предатель!»
Эти крики разносились по пароходу. Матросы покачивали головами и говорили:
— Совсем свихнулся.
— Золото в голову шибануло, — заметил старый матрос. — Оно крепче спирта обжигает.
Через несколько часов Скотт приподнялся, облил голову холодной водой, посмотрел в иллюминатор, откуда был виден траулер, и процедил сквозь зубы:
— Однако не всё ещё потеряно, и… мы потягаемся, чёрт побери!
На пароходах советской экспедиции и в Москве, в штабе, радовались.
— Найдено золото! Но это лишь случайный подарок океана, — сказал Барковский. — Стократ краше и дороже золота то, что тайна Хургеса, очевидно, неведома Скотту и неизвестна никому за границей, кроме Кара и Азореса. А открытие Хургеса — ценнее золота.
— Пригодится и золото, — сказал Миша. Ведь это он, сидя в московской квартире, нашёл на дне Атлантического океана бочонок.
— Ну, теперь мистер Скотт, наверное, снимется с якоря и уйдёт, с чем пришёл. Он больше не будет мешать, — сказал Барковский.
Но он ошибся. Скотт продолжал поиски.
— Неужели на дне океана схоронен не один бочонок с золотом? — удивлялись на траулере. — Кто-то вёз порядочное богатство на «Левиафане». Если бы золото принадлежало какой-либо стране, то, конечно, его искали бы не мистеры Скотты.
— Скотт, видимо, не уйдёт до тех пор, пока не уйдём мы, — высказал предположение Маковский. — Если он сомневался в том, что мы сидим здесь ради подводного города, то теперь он и подавно не верит в это. Если бы мы взяли всё, что интересует Скотта и что берег океан, то, поверьте, Скотт потерял бы всякий интерес к нашей экспедиции и не задерживался бы здесь ни одного лишнего дня. Ведь ему, наверное, не дёшево стоит фрахт такого судна.