Избранные письма. Том 1

Немирович-Данченко Владимир Иванович

Развертывается удобная и великолепная, полная разнообразия и красок картина.

Так как перед самой трибуной Марка улица, то мы ее заставим колесницей (ручной, как на картине Сведомского[756]), носилками богатых римлян, осликами и т. д.

Все это и исторически верно и неизмеримо оригинальнее избитого Капитолия, который остается, стало быть, в балконе бельэтажа или в магазине Чекато[757].

Мы не сразу нашли все это, но это так верно и ловко, что я убеждаюсь, что великий Кронек был в Риме не больше как от поезда до поезда[758].

(А Вишневскому надо будет внушить, что он должен говорить не первым,

около него стоящим гражданам, а всей публике. Пусть она сначала смутится от этого дерзкого обращения к ней! Это ничего![759])

При дальнейшем исследовании оказывается, что надо чуть видоизменить и первое действие. Т. е. левую (от зрителя) улицу спустить, а правую поднять. При этом фактически известно, что тут, у стрелки, были «Ворота Romana», Это-то {330} удобнее и для сцены, так как именно с левой (от зрителя) стороны лестница в люк. Но вот что надо еще сделать. Никаким образом Цезарь в своем шествии не мог идти по этим обеим улицам. Самое правильное его шествие таково:

Т. е. поднимается слева к авансцене и идет по vicus Tuscus (переулок) к директорской ложе, за кулисы. А правая улица, идущая наверх, ведет на Палатин, где были дома Цицерона и др. (Я предполагаю — и Брута, и Кассия, и Каски).

Это все сделать легко…

В музее нашли много интересных вещей по тонам. Между прочим — украшение стен и богатейшая картина Веронеза — битвы, где хорошие тона панцирей. Видели знаменитые статуи…

Но еще далеко не все!! До свидания, пока. Обнимаю Вас.

В. Немирович-Данченко

148. О. Л. Книппер-Чеховой[760]

17 июля 1903 г. Усадьба Нескучное

17 июля

Почт. ст. Больше-Янисоль

Милая Ольга Леонардовна! Спасибо за весть. Я писал Вам два раза… Вы же знаете, что у меня есть манера писать письма и потом рвать их. Первое я написал к 11 июля, потом рассчитал, что письмо все равно опоздает, а другого, кроме поздравления с днем ангела, ничего оно не заключало. Второе письмо было написано в какой-то элегически-задумчивый час… Взглянул в окно, прислушался к иволге и горленке, и {331} захотелось написать. Ну, это я порвал потом так просто, из самолюбия — в какую минуту, мол, еще получится письмо. А может быть, раздумал…

Я очень доволен, что Вы в Ялте. Когда я уезжал из Нары, был еще только десятый час, а весь лес кругом тонул в тумане. Я подумал, что если бы июнь не был жаркий, то в Наре было бы сыро. Да и вообще обстановка не могла быть уютной для Вас. И все-таки — в гостях.

Вообразите, что я с 4 по 14 июля, работая не менее 7 – 8 часов в день, сделал только первый акт «Юлия Цезаря»[761]. В именины приехал, конечно, Каменский и семь земских начальников. Два дня был развлекаем. Сегодня опять сижу в кабинете.

А я все-таки утомлен. Устаю скоро. А надо уехать из деревни с четырьмя актами.

Нет, в Ялту не попаду — некогда. Буду ждать пьесу в Москве от Антона. 3-го августа уже уеду.

Поздравили

меня, конечно, фон Фессинг (пожелания «во славу дорогого всем нам театра и искусства…»), конечно, Вишневский, за ним и Стахович, Савицкая с Кавказа (собиралась в Крым), Лужский, Андреев (от себя и супруги), ну, и родные…

Переписывался до сих пор только по делам «Юлия Цезаря».

Будьте здоровы, пользуйтесь летом и отдыхом, кланяйтесь Антону и Марье Павловне.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

Екатерина Николаевна благодарит за поклон и шлет его от себя Вам и Антону.

149. В. В. Лужскому[762]

23 июля 1903 г. Усадьба Нескучное

Дорогой Василий Васильевич!

Получил Ваше письмо, благодарю за подробные сведения. Приготовил Якову Ивановичу полный список, но не мог {332} сделать точного указания гримов, так как большинство их по рисункам, которые у меня. Думаю, — не поможет ли ему заблаговременно Окулов, — по крайней мере передаст ему некоторые рисунки, например чужеземцев. Когда будете в театре, скажите Окулову[763]…

Опасаюсь следующих вещей: первое, и больше всего, — что Симов задержит! Эта мысль убивает меня[764]. Второе, — что статисты к августу если и подберутся в числе, — то лядащие. А начнут подходить хорошие только в сентябре, когда уже пьеса должна быть вся на рельсах. Не помню, писал ли я Вам (если нет, — сделайте, пожалуйста). Вызовите Жарова[765] и скажите ему, чтоб он приготовил человек 15 великолепных фигур. Мы их отправим на наш счет в баню (под режиссерством, например, Александра Леонидовича Вишневского) и дадим им хорошее трико и прочее, дабы они изображали великолепных цезарианских рабов. Вообще, думаю, что жаровцам надо платить не одинаково, а смотря по ответственности их ролей. Это их взвинтит.

Далее опасаюсь Пироне[766]… Окулов пишет, что он ничего не показывает.

Меньше всего боюсь за актеров, хотя чувствую, что с Константином Сергеевичем могут повториться истории «Столпов». Но когда мы разбирались в первой сцене, он был так чудесно послушен, что и этого боюсь не очень. Притом же тон у меня за время работы вырабатывается слишком уверенный.

О репертуаре после «Цезаря» думаю, и довольно много. Говоря Вам как директору, стало быть, секретно, я уже писал с неделю назад Морозову (Константина Сергеевича адреса не знаю), а теперь пишу и Вам, чтоб подумали об «Иванове» и возобновлении «Чайки». Написал бы Горькому, но и его адреса не знаю. А там остаются только «Росмерсхольм» и «Эллида», причем последняя не удобна, так как требует четырех декораций. Ну, и «Потонувший колокол». Лучше всего, кажется, «Иванов».

Что думаете о Бруте — это великолепно и очень меня порадовало[767]. Надеюсь, что Вам не трудно будет воспользоваться многим из моих замыслов… Чем больше я работаю, тем {333} больше вижу, что роли далеко не так неблагодарны, как это казалось актерам по первому чтению. Напротив. Я только что окончил все — до Сената — и нахожу множество превосходных моментов у Брута, Порции, Лигария, Децима, Кассия и в особенности у Цезаря. Какая это удивительная роль! Я еще не подошел к Антонию вплотную, но до его сцен, — если бы я был актером на все руки, — я бы взял Цезаря.