Избранные произведения писателей Тропической Африки
Шрифт:
— Смотри, Араба, — сказала Эфуа, — как бы он с голоду не стал рыскать по улицам — вроде бездомного кобеля.
— Глупости, мой Квези не такой, — ответила Араба. — Он мне говорил, что слаще меня не бывает. Нет, об этом я не беспокоюсь.
— Что ж, твое счастье, — сказала Эфуа. — Я бы на твоем месте… — Но в этот момент послышался скрип калитки, и она встала. — Ага, вот и он. Я пойду. А то ему покажется, что у нас тут семейный заговор против него.
— Не бойся, — сказала Араба ей вслед. — Он знает, что Баако всегда держит его сторону.
Квези принес объемистый пакет и, смущенно ухмыляясь, водрузил его на женину кровать.
— Что
— А ты не торопись, — ответил Квези, повернулся к ней спиной и принялся разворачивать пакет. Когда обертка была снята, он стремительно повернулся к жене и показал ей подарок — электрический вентилятор с длинными массивными лопастями, хромированным кожухом и тремя кнопками на серо-металлической подставке.
— Ух ты, вентилятор! — радостно воскликнула Араба, но тут же притихла и прижала правую руку к животу. — Ой, Квези, огромное тебе спасибо. На меня вдруг столько всяких радостей свалилось. — Она улыбнулась, но Баако видел, что по ее щеке поползла слезинка. Однако сестра сразу же подмигнула ему, еле заметным кивком показав на дверь, и он понял, что она хочет немедленно взяться за обработку мужа. Он молча вышел и отправился в свою комнату.
Образы вооруженных людей, испуганных птиц, мечущихся над саванной, и сонмы яростных насекомых, в смертельной схватке разгрызающих хитиновые панцири врагов, кружились в уме Баако, когда ему вдруг послышалось, что кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — крикнул он, но продолжал читать, пока не кончил абзац.
— Ты занят? — услыхал он голос Квези. — Извини, пожалуйста. — Но Баако уже дочитал до красной строки и, заложив в книгу карандаш, закрыл ее.
— Да нет, — ответил он, — входи. — Потом, приподнявшись на постели, добавил: — Присаживайся. Мне вовсе не обязательно в один прием дочитывать ее до конца.
— Да, большая книга, — сказал Квези. Баако глянул вниз и автоматически прочитал знакомые слова: «Дорис Лессинг. Золотой дневник». Глаза, заполняющие всю обложку, пристально смотрели на него, и их застывшая одержимость дополняла смысл заглавия.
— Ну, как дела? — спросил Баако, подбадривающе улыбаясь свояку. Тот казался расстроенным.
— Может, пройдешься со мной? — попросил он. — Мне позарез надо выпить. Где угодно, только чтоб не дома.
Они спустились с холма к улице Виннеба, миновали кинотеатр «Орбита», перешли на другую сторону, потом свернули влево и дошли до кафе «Серебристый метеор». Оно открылось совсем недавно, но завсегдатаи уже по-приятельски тыкали бармена в брюхо и называли Жирным Бонтоссом. Квези выбрал место подальше от стойки, где свет был не очень ярким, а между столиками оставались широкие проходы, и, когда бармен подошел к ним, он заказал пиво, потом поглядел на Баако, и тот попросил принести ему имбирной воды, вызвав у бармена улыбку снисходительного презрения. Как только бармен отошел, Квези покачал головой и негромко сказал:
— Не умею я отказывать женщине, особенно если она просит меня о чем-нибудь с глазу на глаз. Никогда не могу понять, права она или болтает чушь. Да и какая разница, ведь я в любом случае со всем соглашаюсь.
Бармен принес им напитки, и тут в кафе вошел еще один человек — молодой, с очень красивым, хотя и грустным, несмотря на юношескую свежесть, лицом, одетый в узкие брюки и черную рубашку с белой полоской на нагрудном кармане. В солнечном прямоугольнике дверного проема резко выделялось его блестящее черное лицо и белки глаз, иссеченные красноватыми прожилками.
— Э, Букари, — заорал бармен, — неужто это ты опять?
— Да, Бонтосс, опять я, — удрученно сказал молодой человек.
— Ну, и что мы теперь будем пить? — Казалось, бармен искусственно подогревает свою радость, чтобы подбодрить молодого человека.
— А, да какая разница, Бонтосс… что-нибудь самое убойное. — Молодой человек сел за столик неподалеку от Баако и Квези.
— Ну, человек должен сам выбирать себе смерть, — с громким смехом сказал бармен, и люди за столиками радостно подхватили его слова:
— Во-во, Бонтосс, правильно! Уж что правильно, то правильно.
— Так чего тебе принести, Букари? Джина? Виски? Рома? Водки?
— Да что под руку попадется… Виски, — все же выбрал молодой человек. Через минуту бармен подошел к его столику с бутылкой виски и стаканом. Когда он крикнул официантке, чтобы она принесла льда и воды, молодой человек досадливо отмахнулся и сказал: — A-а, какая там вода, не надо мне никакой воды! — С проворством умалишенного он налил стакан неразбавленного виски, залпом осушил его и сейчас же повторил эту операцию еще два раза. Бармен схватил его за руки.
— Что с тобой, Букари? — спросил он. — Какая такая беда? — Молодой человек не ответил. — Нет, это не дело — напиваться до смерти, да еще в одиночку. — Молодой человек опять промолчал. Тогда бармен подхватил бутылку с остатками виски и пошел было к стойке. Теперь в зале стало тихо, все замолчали и сочувственно смотрели на молодого человека. А он вдруг упруго вскочил на ноги, одним прыжком нагнал бармена, с неодолимой силой схватил его за плечи, повернул и вырвал бутылку.
— Да пойми ты, — бешено крикнул он, — у меня же ничего больше не осталось! — Он начал наливать себе виски, и в этот момент Квези снова обратился к Баако:
— Ты ведь знаешь, что мне сказала Араба.
— Ну, а как ты решил поступить?
— Ужасно это все сложно… Сразу и не разберешься, — ответил Квези. — Ты же знаешь, чего она хочет.
— Она говорила, что попросит у тебя разрешения.
— Ужасно это было сложно. Она мне, значит, и говорит: все, мол, так делают. Ну что ей ответишь?
— Ребенок недоношенный. Вам надо его очень беречь.
— Так-то оно так, — проговорил Квези, — а все-таки…
В это время послышался звон разбитого стекла, и Баако машинально оглянулся. Молодой человек, которого называли Букари, резко оттолкнул столик, бутылка со стаканом полетели на пол и разбились вдребезги, а молодой человек безвольно сполз со стула. Никто не успел его поддержать. Он ударился головой о край стола и рухнул на пол. Было очевидно, что он не в состоянии сделать ни одного осмысленного движения. Упав, он угодил лицом в осколки, и какая-то женщина, сама немного пьяная, подскочила к нему, чтобы помочь встать. Но ей удалось приподнять только его голову, да и то лишь на секунду, а потом он снова ткнулся лицом в осколки, и женщина, увидев сочащуюся кровь, громко зарыдала. Трое подбежавших мужчин поставили молодого человека на ноги, и, когда они попытались вытащить хотя бы самые крупные осколки, вонзившиеся в его лицо, он болезненно застонал.
— Мама… Мамочка!.. — бормотал молодой человек; на ногах он не держался.
— О Великий Друг, — плача, причитала женщина, — Семью бедного мальчика посетила смерть!
Молодого человека посадили за свободный столик, но сидеть он не мог, положил голову на стол и, всхлипывая, надолго застыл. Потом, словно о чем-то вспомнив, поднял голову, сунул правую руку в брючный карман, но карман оказался пустым; тогда он похлопал себя по карману на рубахе, вынул розоватый конверт и какое-то время смотрел на него, а потом заплакал в голос.