Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
— Все опасения исчезнут, как только вы произнесёте первое же слово, — успокоила её Люба.
— Да, наверно… У меня большая просьба к вам. фрау капитан. Если можно, сразу после спектакля зайдите сюда, ко мне. Я буду вам очень признательна.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет, ничего нового. Просто опять нашла на столе такую же бумажку.
Эдит показала записку с лаконичной угрозой,
— Старый приём, — пожала плечами Люба. — Скоро это прекратится раз и навсегда.
— Я в этом не уверена.
— Во всяком случае, я приду.
Макс Дальгов внимательно рассматривал бумажку.
— А мне уж и не пишут, — засмеялся он. — Надоело. Страшного здесь ничего нет. Ты не бойся, Эдит, мы тут, около тебя, — проговорил он, выходя из уборной.
В полутёмном коридоре Дальгов остановился и несколько минут простоял, собираясь с мыслями. Давно он так не волновался. Неужели оттого, что здесь, за кулисами, всё напоминало о давно ушедших днях, о молодости, о радости творчества? Нет, было что-то ещё. В эти минуты Макс вдруг отчётливо понял, что он беспокоится не только за актрису Эдит Гартман, но и за близкого, по-настоящему любимого человека.
Сознавать это было и радостно и грустно. Грустно потому, что, наверно, никогда не решится он заговорить с Эдит о своём чувстве. А время ничего не изменило…
Дальгов прошёл в зал. На людях он чувствовал себя лучше.
— Макс очень нервничает, — сказала Эдит, глядя на дверь, закрывшуюся за Дальговом. — Даже не похоже на него.
Она думала о Максе, смутно догадываясь о его переживаниях, когда до неё донеслись слова собравшейся уходить Любы, и сразу эти мысли отошли куда-то в глубину сознания.
— Да, обычная невозмутимость вдруг оставила его. Но вряд ли вообще найдутся сегодня в зале равнодушные, — сказала Люба. — Ну, желаю вам самого большого успеха.
Она крепко пожала актрисе руку, ещё раз ободряюще посмотрела на неё и вышла.
Через несколько минут в дверь снова постучали, и в уборную, широко улыбаясь, вошёл Эрих Лешнер.
Эдит несказанно обрадовалась брату:
— Эрих, как хорошо, что ты здесь!
— Добрый вечер, Эдит. Я рад за тебя, — говорил Лешнер, пожимая ей руку. — Молодец, не испугалась всей этой швали! Теперь уже можешь ничего не бояться. Нам ведь тоже с одной стороны угрожали, зато с другой — здорово помогли. И хоть работы у нас невпроворот, а всё-таки вот приспособили грузовую машину из имущества штурмбанфюрера Зандера и приехали на спектакль. Интересно же посмотреть, как у них там всё это происходило, в Советском Союзе! Мы в Гротдорфе гордимся тобой, — ведь ты наша!
— Спасибо, Эрих.
— Какая ты красивая в этом костюме… — восторгался Лешнер. — Послушай, Эдит, а ты не разучилась за эти годы играть? Нет, нет, я шучу, ты не бойся.
Он рассмеялся и присел на стул, усадив Эдит перед собой.
— Этого-то я больше всего и боюсь, Эрих, — призналась Эдит. — Мне хочется сыграть так, чтобы люди могли сказать: вот настоящий человек, который смело решает свою судьбу и судьбу своей страны.
— Именно так, Эдит, это ты хорошо сказала: «Решает судьбу своей страны»! С некоторых пор я понял, что судьба Германии зависит и от меня. Знаешь, я вступил в партию!
— Ты?
— Да, я. А ты не веришь?
— Нет, верю. В какую партию?
— Ну, конечно, не в ту, которой руководит господин Шумахер. Я вступил в Социалистическую единую партию Германии. Она за мир, за демократические реформы, против всяких зандеров и фуксов. Теперь понимаешь, почему я туда пошёл? И не я один, у нас в деревне многие… Подожди, и ты это поймёшь.
— Наверно, до этого не дойдёт.
— А я думаю, сама жизнь приведёт тебя туда… Это что, звонок? Ну, надо идти. Да, чуть не забыл сказать: если тебе станет не по себе, взгляни на нас. Мы занимаем шестой, седьмой и восьмой ряды партера. Да, все твои земляки. Правда, и в других рядах у тебя немало друзей, но мы как-никак самые близкие. Мы тебя поддержим. Мы с тобой, Эдит! Ну, всего тебе хорошего. Желаю удачи.
Он пожал ей руку и торопливо вышел из уборной.
Эдит постаралась забыть обо всём, кроме предстоящего спектакля. Она мысленно воссоздала обстановку первого акта и скоро опять почувствовала себя красным комиссаром, женщиной со стальной волей, бесстрашной и неумолимой.
Матросы и командиры, которые окружат её на сцене, уже перестали быть для неё актёрами, они превратились в реальных, существующих в жизни людей.
Подняв руку, как бы успокаивая в эту минуту бурлящую людскую массу, она произнесла первые слова роли.
— Великолепно получается! — послышалось за её спиной.
Эдит повернулась, точно ужаленная. Сомнений не было: Зандер, изменившийся до неузнаваемости Зандер стоял перед ней. Но даже усики не могли изменить выражения его лица. Эти глаза Эдит могла бы узнать среди сотен других. Ещё боясь поверить себе, она воскликнула:
— Кто вы? Что вам здесь нужно?!
Актриса инстинктивно ухватилась за кобуру: ещё продолжало действовать чудесное ощущение убеждённости, решимости, сознания своей воли- и силы.
— Вы отлично вошли в роль, фрау Гартман, — рассмеялся Зандер. — Но не стоит хвататься за пустую кобуру. Револьвер вам всё же не доверят, не правда ли? И вообще не надо поднимать шуму. Перед вами всего-навсего ваш старый приятель и поклонник Курт Зандер.
— Вы?.. К чему этот маскарад?
— Наивный вопрос. Полгорода знает в лицо штурмбанфюрера Зандера. Оцените же мой поступок: рискуя жизнью, я примчался сюда, чтобы спасти вас. Спасти, пока не поздно… Что вы наделали, фрау Эдит, что вы наделали!.. — Зандер схватился за голову.
— Что же я такого наделала?
— Зачем вы согласились играть в этой проклятой пьесе? Теперь все договоры, которые я подписал от вашего имени, могут полететь к чёрту. Я заключил контрактов почти на триста тысяч долларов! А тут вам в голову приходит нелепая мысль играть большевистского комиссара. Но ещё не поздно, фрау Гартман, ещё всё можно изменить. Посмотрите, вот…
Он вытащил го кармана пачку документов и протянул их актрисе. Она машинально взяла и развернула бумаги. Это были договоры с американскими театрами и киностудиями, договоры, где было проставлено её имя. Числа с длинными рядами нулей, и всюду знакомый знак доллара. У Эдит в глазах зарябило от этих цифр. Огромное богатство лежало перед ней.