Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
Грингель гордился тем, что ему доверили руководство таким заводом, он уже верил в свои силы и хорошо знал, что завод не остановится. Но каждый раз, проходя мимо своего станка, за которым работал теперь высокий молодой парень, недавно вернувшийся из плена, директор с трудом удерживался от того, чтобы не сказать:
— Ну-ка, посторонись на минутку, товарищ…
А ведь как хорошо стать к станку, снова почувствовать в ладонях маленькие рукоятки суппорта, снова услышать песню резца, снимающего с алюминиевого поршня тонкую бесконечную стружку!
Звонок возвестил обеденный перерыв. Рабочие остановили станки, и в цехе, только что наполненном металлическими звуками и ритмичным шуршанием моторов, неожиданно громко зазвучали человеческие голоса. Бертольд очень любил эту минуту короткого отдыха, когда можно наскоро закусить, выкурить трубочку и перекинуться словом с соседями. Сколько раз, поглядывая на висящие в конце пролёта часы, он с нетерпением ожидал обеденного сигнала…
Вот и сейчас Грингель и Дидермайер молча отошли в сторонку и, как бывало прежде, привычно уселись рядом на длинной скамье. Они оба вынули из карманов аккуратно завёрнутые в газету бутерброды, так же молча съели их и только после этого завели беседу.
— У меня к тебе, дружище, серьёзное дело, — начал Грингель, внимательно глядя на Дидермайера.
— Да я уж догадываюсь, о чём ты собираешься толковать, — ответил токарь. — О новой системе оплаты. Так ведь?
— Именно об этом.
— Я тут и сам кое-что обдумал. Что и говорить, всем ясно: между старыми и теперешними временами большая разница. И к работе отношение иное должно быть. Я потому на собрании и выступил. Это дело понятное…
— Да, дело это понятное, а завод, как тебе известно, всё-таки плана не выполняет.
Дидермайер пожевал губами, будто всё ещё смакуя съеденный бутерброд, и продолжал:
— Теперь, наверно, пойдёт… Я тебе так скажу: обеды — это, конечно, очень хорошо. Никто уже не сможет пожаловаться, как этот Брилле, что вот, дескать, есть нечего, так я не о работе, а больше о колбасе думаю. Премии — это, конечно, тоже хорошо. А вот сдельщина… Хоть и по сердцу она мне, но требует деликатного подхода.
Он замолчал. Грингель не торопил его. Он прекрасно знал, что даже после собрания некоторые рабочие высказывали неудовольствие по поводу сдельщины. Раньше можно было слоняться полдня без дела и всё равно получить ровно столько же, сколько получил сосед, за весь день ни на минуту не отошедший от станка. А теперь особенно не погуляешь, — себе же во вред. Ясное дело, такое нововведение никак не могло понравиться лодырям. Однако Дидермайер вовсе не принадлежит к числу лентяев, да и на собрании он приветствовал новую систему оплаты совершенно искренне, без всякого сомнения. Что же его тревожит?
— Понимаешь ли, Бертольд, — в раздумье заговорил токарь, будто найдя новый подход к делу. — Вот, допустим, мы с тобой — рабочие высокой квалификации, точим точнейшие детали, сотую долю миллиметра, можно сказать, резцом ловим. Ну, в общем, не тебя в этом убеждать, ты и без того всё сам знаешь. Так вот, подумай: будет ли наш брат и при сдельщине заботиться о высоком классе точности? А может, тогда рабочий только о деньгах заботиться будет, лишь бы побольше выработать?
— Ну, уж контроль мы установим строгий.
— Дело не в контроле. Контроль у нас и без того есть. Ты же сам знаешь: можно выточить четыре поршня, и все они по допускам пройдут контроль, а в действительности будут разными, и мотор выйдет из строя намного раньше срока. Здесь дело не в контроле, а в чувстве ответственности, в сознательности самого рабочего. Вот что надо принять в расчёт.
— Да… — согласился Грингель. — Это обязательно надо принять в расчёт, — задумчиво повторил он, снова убеждаясь в том, насколько полезна для него каждая такая встреча со старыми друзьями.
Дидермайер, со своей стороны, тоже испытывал потребность в подобных беседах. До сих пор он как-то не отдавал себе отчёта, в какой мере его, токаря Дидермайера, касается переход завода в народную собственность. Но теперь, видно, сама действительность всё чаще и чаще подсказывала ему, что заводские дела неразрывно связаны с его собственными.
— Значит, что получается? — рассуждал он вслух. — На сдельщину, конечно, надо перейти, но так, чтобы качество не снизилось.
— И чтобы план выполнялся, — добавил Грингель.
— Да, конечно, и план, — подтвердил Дидермайер.
— Я вот о чём хотел тебя просить, — перешёл к главной теме разговора директор, — чтобы и ты, и… ну, ещё человек пять-шесть из наших, то есть из моторного цеха, помогли мне на первых порах, повели за собой остальных. Сейчас важно, чтобы вся масса рабочих на живом примере поняла, для чего мы такое дело затеяли.
На этот раз Дидермайер молчал дольше обычного.
— Хорошо, — наконец произнёс он. — Мы тут обсудим, как это провести. По-моему, должно получиться.
— Я ведь знал: уж токари-то мне наверняка помогут, — радостно сказал Грингель и крепко пожал Дидермайеру руку.
Прежде чем вернуться к себе в кабинет, он прошёлся по заводу. Везде только и говорили что о новом приказе.
«Это хорошо, — думал Грингель. — Пусть поспорят, пошумят. Это полезно — крепче будет. Пожалуй, следовало бы только посоветоваться и в других цехах, так же вот, как и с Дидермайером».
Однако советоваться было уже некогда — обеденный перерыв кончился.
А Дидермайер тем временем стал к своему станку и привычно запустил мотор, размышляя о том, сколько поршней можно обточить за день. К концу смены он прикинул так просто, на глаз, и обнаружил, что его сегодняшняя выработка несколько превысила обычную. Это обстоятельство хотя и удивило его, но ещё больше — обрадовало.
Сначала он не мог понять, в чём здесь секрет, но в последующие дни удивление исчезло. В его действиях, в сущности, ничего не изменилось. Просто раньше, стоя у станка, он вовсе не думал о том, сколько им сделано, выполняет ли его цех план или нет. Теперь невольно Дидермайер только об этом и беспокоился. Да и не он один, а, как выяснилось, и его соседи тоже.
А у Грингеля вся следующая неделя прошла в напряжённых хлопотах. Он почти не уходил с завода. И вот столовая, в течение долгих лет служившая лишь местом собраний, снова стала столовой. Там появились официантки, повар, запахло вкусной едой. Директор особенно тщательно следил за тем, чтобы все обещания, данные на собрании, выполнялись неуклонно.