Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
Минутка смущенно склонил голову и механически повторил: «Пять крон», но ничего не ответил.
– Ну да, за пять или за десять крон. За десять крон вы бы это сделали?
Минутка откинул со лба волосы.
– Я не понимаю, откуда вы, приезжие, наперед знаете, что я для всех шут?
– сказал он.
– Как видите, я могу тотчас вручить вам эти деньги, - продолжал Нагель, - все зависит только от вас.
Минутка впивается взглядом в ассигнации. Растерянно глядит на
– Да я...
– Простите, - поспешно останавливает его Нагель.
– Простите, что я прерываю вас, - повторяет он, чтобы не дать гостю говорить.
– Как ваша фамилия? Я, право, не помню, но, кажется, вы не сказали мне, как вас зовут.
– Меня зовут Грегорд.
– Вот как, Грегорд? Скажите, а тот Грегорд, делегат Эльдвольдского съезда, не доводится вам родственником?
– Да, с ним я в родстве.
– Так о чем же мы говорили? Ах да, значит, ваша фамилия Грегорд? И вы, конечно, не согласитесь заработать эти десять крон таким манером?
– Нет, - неуверенно пробормотал Минутка.
– А теперь послушайте, - сказал Нагель, очень медленно выговаривая каждое слово.
– Я с радостью дам вам эти десять крон за то, что вы не согласились на мое предложение. И, кроме этих десяти крон, я дам вам еще десять крон, если вы доставите мне удовольствие и примете эти деньги. Не вскакивайте, пожалуйста, это пустячное одолжение меня ничуть не обременит. У меня сейчас много денег, вполне достаточно, чтобы не испытывать затруднений из-за такой малости.
– Вынув деньги из кошелька, он добавил: - Возьмите, пожалуйста, вы доставите мне удовольствие.
Но Минутка сидит молча, от радости у него словно язык отнялся, он с трудом сдерживает слезы. Он часто моргает глазами и всхлипывает.
– Вам, наверно, лет сорок или около того?
– спрашивает Нагель.
– Мне сорок три. Пошел сорок четвертый.
– Спрячьте теперь эти деньги в карман. Ну, в час добрый... Кстати, как фамилия поверенного, с которым мы разговаривали внизу, в кафе?
– Не знаю. Все зовут его просто поверенный. Он поверенный в канцелярии окружного судьи.
– Да это, впрочем, и не имеет значения. Скажите-ка лучше...
– Простите!
– Минутка больше не может сдерживаться, он так преисполнен благодарности, что непременно хочет высказаться, лепечет что-то бессвязно, как ребенок.
– Извините и простите меня, - говорит он. И долгое время он уже не в силах вымолвить ни слова.
– Что вы хотите сказать?
– Спасибо... Спасибо от всего... Сердечное...
Пауза.
– Ну, хватит об этом.
– Нет, не хватит!
– восклицает Минутка.
– Я прошу меня простить, но никак не хватит. Вы подумали, что я не хочу сделать то, о чем вы меня просили, лишь из упрямства, что мне доставляет радость стоять на задних лапках, как собачонка, но богом вам клянусь... Как вы можете сказать «хватит», когда у вас, наверно, сложилось впечатление, что я просто набиваю цену, что пять крон показались мне недостаточной платой?.. Вот это я и хотел сказать.
– Ну ладно, ладно... Человек, носящий ваше имя и получивший ваше воспитание, не должен вести себя как шут. Знаете, о чем я подумал... Вы ведь в курсе всего, что происходит в городе, правда? Дело в том, что я намерен пожить здесь некоторое время, провести здесь лето. Что вы на это скажете? Вы родом отсюда?
– Да, я здесь родился, мой отец был здесь пастором, и с тех пор, как я получил увечье - вот уже тринадцать лет, - я снова живу здесь.
– Вы, кажется, разносите уголь?
– Да, я разношу уголь по домам, и вы ошибаетесь, если думаете, что мне это трудно. Я уже давно приноровился к этой работе, и мне она совсем не во вред, надо только осторожно подниматься по лестнице. Правда, прошлой зимой я все-таки упал и так расшибся, что долго ходил с палкой.
– Что вы говорите? Как же это случилось?
– Я нес уголь в банк, а ступеньки там немного обледенели. Я подымался с довольно тяжелым мешком. Когда я дошел до середины, я увидел наверху консула Андерсена, который как раз спускался вниз. Я было хотел повернуть назад, чтобы пропустить консула. Нет, он не сказал мне, чтобы я его пропустил, это ведь само собой разумеется. Я и собирался было это сделать, но повернулся так несчастливо, что поскользнулся, упал на правое плечо и покатился с лестницы. «Что с вами?
– крикнул мне консул.
– Вы не стонете, значит, вы не расшиблись?» - «Нет, - ответил я, - кажется, мне повезло». Но не прошло и пяти минут, как я два раза подряд терял сознание; кроме того, мое старое увечье дало себя знать, и у меня тут же отек живот. К слову сказать, консул щедро одарил меня, хотя его вины не было никакой.
– Больше вы ничего себе не повредили? Головой вы не ударились?
– Да, голову я себе немного ушиб. Некоторое время я еще и харкал кровью.
– И что, консул вам помогал в течение всей вашей болезни?
– Еще как! Он посылал мне все необходимое. Он и дня не забывал обо мне. Но самое удивительное было вот что: в то утро, когда я наконец смог встать и отправиться к нему, чтобы поблагодарить, он велел поднять флаг на своем доме. Представьте себе, он приказал поднять флаг исключительно в мою честь, хотя это и был день рождения фрекен Фредерики.
– А кто такая фрекен Фредерика?
– Его дочь.
– Вот как! Это весьма трогательно с его стороны. Да, кстати, скажите, вы не знаете, почему здесь в городе несколько дней назад повсюду были вывешены флаги?
– Несколько дней назад? Дайте припомнить... Наверно, это было с неделю назад? Да? Флаги висели в честь помолвки фрекен Хьеллан, Дагни Хьеллан. Вот так одна барышня за другой празднуют помолвку, потом выходят замуж и уезжают. У меня сейчас есть подруги и знакомые, можно сказать, во всех уголках страны, и среди них, поверьте, нет ни одной, с которой мне не хотелось бы встретиться вновь. Все они росли на моих глазах, играли, ходили в школу, принимали первое причастие, становились взрослыми... Дагни двадцать три года, и она любимица всего города. Ах, как она хороша! Она помолвлена с лейтенантом Хансеном, который давным-давно подарил мне вот эту фуражку, что я ношу. Он тоже родом отсюда.