Избранные произведения в двух томах: том I
Шрифт:
Лена села к окну и положила подбородок на руки.
«А что, если пойти завтра на огород с ребятишками? Бобка может даже помочь, да и Кук тоже… будет относить траву. А Коленьку посадим в тени у забора, и он будет гулять. Так и сделаю, — думала Лена. — Прополю завтра морковь и лук. А потом прополю какую-нибудь Марусину грядку… И почему Марусину грядку веселее полоть, чем свою? Потому что не обязательно. А свою — обязательно».
Мимо окна проехал дедушка Николай. Белоглазка без понуканий трусила
Все-таки молодец старушка! Сколько обязательных дел приходится на ее долю.
И дедушка Николай — ему бы давно на печке лежать, а когда-то он еще вернется к своей бабке!
Васенька Мышкин прошел мимо с охапкой сена, устало наморщив маленький лоб. И ему Лена посочувствовала.
Вечер был тихий и ясный, хотелось быть доброй и пожалеть всех. Даже Витька, неистово загоняющий в сарай запоздалого куренка, не вызвал в ней привычного раздражения.
Даже завод, освещенный розоватым вечерним светом, показался не таким скучным, как всегда.
У стены справа зашуршала трава.
К окну подошла мама и заглянула в темную уже комнату.
— Ну, как твои подначальные? Спят?
— Спят, — ответила Лена.
— Когда будешь ложиться, не забудь закрыть окно, а дверь на задвижку запри.
Мама говорила про задвижку, но Лена прекрасно слышала за этими словами другие слова:
«Я на тебя не сержусь, дочка, я знаю, что ты у меня хорошая!»
Лена ответила:
— Запру, запру. Посмотри, как они смешно спят.
И мама прекрасно поняла, что Лена хотела сказать:
«Я тебя люблю, ты лучшая из всех мам!»
— Может быть, мне к вам прийти для компании? Не страшно тебе, Лена, будет одной?
— Конечно, страшно! То-то и хорошо!
Мама улыбнулась:
— Ну, спокойной ночи!
Лена вытянулась из окна и поцеловала маму сверху.
— Спокойной ночи!
Потом сказала совсем тихо:
— Мамочка, я завтра все-все сделаю!
Мамины шаги прошуршали, удаляясь.
Слева по дорожке, обнявшись, подходили Томочка и Зина.
— Лена, не спишь?
— Нет еще.
— Мы тоже к тебе ночевать придем, — сказала Томочка. — Мы все на Марусиной кровати поперек поместимся. Интересно-то как будет!..
Еще бы не интересно!..
— Нет, — сказала Лена решительно. — Мне одной таинственнее. И потом здесь вполне одного человека хватит. Мне уже Саша говорил, что у нас в детском саду были слишком раздуты штаты. А вы в другой раз. Занимайтесь пока своими домашними делами. А то мы проболтаем, не скоро ляжем, — опять Зинка проспит, и ее папа без завтрака останется.
Девочки отошли от окна. Небо становилось темно-синим, как-то вдруг вспыхнули и замерцали на небе звезды. В особенности одна была яркая, она казалась приткнутой к острой
На дороге зафыркал и затарахтел грузовик.
Лене вспомнилась морозная бесснежная ноябрьская ночь.
Вот так же заработал где-то вдалеке мотор — трактор или грузовик, а они с Томочкой решили, что это немецкие танки прорвались и идут к заводу.
Ничего невероятного в этом тогда не было, говорили, что фронт был в каких-нибудь ста километрах.
А теперь немецкие танки далеко, не пустили их сюда и к Москве не пустили.
Тарахтит грузовик, везет сушеную картошку для армии. Папа писал, что она вкусная… с салом…
Значит, все-таки нужен завод, хотя и неинтересный.
Нужен мастер Матвей Кириллыч, нужна сторожиха Маруся, нужны дедушка Николай и Белоглазка. Даже Федор Максимыч со своими стихами и гитарой, одиноко заглатывающий охалелую картошку, тоже очень нужен, — какой же завод без бухгалтера?
Звезда съехала с верхушки елочки и висела теперь в небе сама по себе.
Между деревьями за баней остался узкий кусочек света. Лена знала, что в этой стороне — немножко полевее — Москва.
— Спокойной ночи, милая Москва! — сказала она шепотом.
Потом закрыла окно, проверила все щеколды, посмотрела, хорошо ли спят белые зайчики.
Марусина пружинная кровать показалась особенно мягкой после домашнего сенника.
Теперь никто не мог ее слышать и можно было сказать совсем громко:
— Спокойной ночи, папа! Спокойной ночи, мама! Спокойной ночи, Саша! Спокойной ночи, зайчики! Спокойной ночи всем!
И Лена заснула, забыв о том, что в квартире никого нет, кроме ребят, и что ей должно быть страшно.
1944
Леля
Мама учила дочку:
— Скажи: лампа.
— Вампа!
— Да не вампа, а лампа — л, л! Лампа!
— Лямпа!
Папа смеялся:
— Оставь, зачем ты ее учишь? Мне очень нравится, как она выговаривает «л». Она будет хорошо говорить по-английски, у нее вместо «л» получается «w».
Но мама не считала, что это хорошо, и продолжала настаивать:
— Скажи: лом! Ллом!
— Ввом!
Зато букву «р» девочка научилась говорить очень рано.
— Скажи: рама! — просил папа.
— Ррама!
— Скажи: аэродром!
— Ррадром!
— Скажи: чайник.
Это была ловушка.
— Чрряйник! — старательно рычала дочка.
Папа смеялся, подхватывал ее на руки и целовал так, как будто хотел задушить ее.