Избранные произведения. Том 1
Шрифт:
Нарышкина.Сударь! Я приезжала по поручению государыни принимать андроид. Я его не принимаю. Карету!
Нарышкина быстро уходит. Шумахер садится к камину. Ломоносов берет плащ, направляется к дверям. Стук колес отъезжающей кареты.
Ломоносов.Знобит?
Шумахер (оборачиваясь).Знобит! (Сдерживая себя.)Сырость.
Ломоносов.Прощай, Иоганн Данилович! (Уходит.)
Шумахер.Гасите люстры!
Стефангаген (входит).Господин советник, понравился супруге президента андроид?
Тауберт (входит).Карета ее помчалась с великой силой в императорский дворец.
Стефангаген.Что решила высокородная графиня?
Шумахер.Графиня не приняла андроид. Теперь один бог нам защита. (Помолчав. Перебирая книги.)Химия, оптика, металлургия, поэзия. Его книги!.. Ломоносов во всех науках и во многих языках почитает себя совершенным. Полигистор?! Нет, я докажу обратное!
Тауберт (ухмыляясь).Разрешив этому азиату Ломоносову строить химическую лабораторию и набирать учеников?
Шумахер.Да! И дам ему сотни учеников! Ломоносов-то ведь, знаю, одной химии их учить не будет. А когда подойдет срок, туда приедет президент Разумовский… Немного надо разума, чтобы понять — профессор, желающий учить всем наукам, ни одной не научит. И тогда — за сие ученое шарлатанство Сенат отнимет у Ломоносова и лабораторию и учеников.
Стефангаген.Глубокий замысел, господин советник.
Тауберт.Гениально! Неимоверно раздутому ломоносовскому самомнению такой удар убийственнее яда.
Шумахер.Я великую прошибку сделал в своей политике, что допустил Ломоносова в профессора. Пора эту прошибку исправить! Молитесь о божьей помощи, друзья. Преступники сами не торопятся на виселицу. Их ведут силой и с молитвой. Что это?
Слышна музыка и пение.
Тауберт.Это поет Доротея.
Шумахер оглядывается и видит бюст Петра Великого. Что-то кажется ему странным в этом бледном лице. Он берет свечу, подходит ближе и освещает лицо Петра, на котором круглые, выпученные глаза отсвечивают красноватым пламенем.
Шумахер.Последнее время Ломоносов часто говорит, что Петр Великий смотрит на нас без расположения. Неправда! Ко мне взор его всегда был благосклонен… ( Вглядываясь, пятится.)Настаиваю, он и сейчас благосклонен… и гнев его только чудится!
Тауберт и Стефангаген при звуках его дрожащего и испуганного голоса смолкают. Он почти кричит.
Чего испугались? Молитесь!
И под чтение молитвы и пение Доротеи Шумахер, поднеся свечу к самому лицу Петра Великого, с напряжением глядит в страшные и гневные глаза его.
Третье действие
Химическая лаборатория Ломоносова.
Отделение дома, по состоянию которого можно думать, что чья-то рука, любящая порядок, пытается придать этому помещению некий уют, нечто удобное для книжных занятий, но другая, мятежная рука, постоянно превращает этот кабинет не то в склад, не то в какую-то механическую мастерскую. Рукописи и книги перемешаны со слесарными инструментами и материалами. Некрашеные сосновые полки вдоль стен заставлены бутылями и колбами, среди которых всунут какой-нибудь манускрипт или свиток древней летописи. Медный глобус полузавален осколками руд с наклеенными на них ярлыками. Добавим, что каждый предмет — будь то модель летающего корабля или новая зрительная труба, — представлен в нескольких изменениях. Гений, придумывающий постоянно новое, нетерпелив и не может успокоиться на одном.
В комнате две двери. Одна широкая, скорее всего похожая на железные ворота с калиткой в них, ведет в большую комнату, где находятся плавильные и обжигательные печи и стоит «громовая машина», другая — поуже, ведет на крыльцо и в сад. Когда открывается калитка в большую комнату, оттуда доносится гудение пылающих печей, лязг мехов и открываемых печных дверок.
Над картой, раскинутой по столу, склонились Ломоносов, Нартов, Крашенинников и генерал Иконников, позади которого стоят его адъюнкты. Вокруг стола ходит, заложив руки за спину, Рихман, углубленный в свои думы. Поодаль стоят студенты, что отправляются на Урал.
Иконников (диктуя адъютанту).«…и тем ломоносовским студентам трудиться положенные им годы на тех заводах и весь Урал изучать…» (Отрывается от карты и вдруг читает.)
Стараться о добре, коль дозволяет мочь, День в пользе провожать и без покоя ночь, И слышать о себе недоброхотны речи, — Не легче, как стоять против кровавой сечи.Так, так, Михайло Васильевич! Всяк, кто ноне берется за труд ради отечества, так думает. И ученикам твоим также тяжко предстоит трудиться…
Рихман (на ходу заглядывая в «большую» комнату).А твоя, Михайло Васильич, «громовая машина», пожалуй, побольше моей будет.
Ломоносов.Егор Вильгельмыч! Точь-в-точь такая же!
Рихман.Право, больше. А вот я ее возьму да и измеряю. (Уходит.)
Крашенинников (глядя в карту).Стало быть, Федор Ростиславич, на Ягошихинские казенные заводы поедут учить плавить металл новым способом Ермола Шелех и Никита Укладник?
Иконников.Так, господин академик Крашенинников.
Ломоносов (помощнику).Захар, железо пробной плавки под нумером шестьсот сорок два! (Иконникову)Федор Ростиславич!
Иконников (опять чертя на карте).Ась, батюшка?
Ломоносов (взяв от Захара образец).Железо из руды, что найдена близ уральского местечка Златоустова. Руда богатая. Много ее?