Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Тяжелая эта жизнь еще более отягощалась частыми ссорами поэта с своим отцом. Они любили друг друга, но отношения между ними были ужасные. Кротко ухаживая за отцом, когда он бывал пьян, Иван Никитин становился к нему суровым, когда он вытрезвлялся. Де Пулэ приписывает Ивану Никитину следующие слова, неоднократно им будто бы повторяемые: «Я в состоянии убить того, кто решился бы обидеть старика на моих глазах; но когда он отрезвляется и смотрит здравомыслящим человеком, вся желчь приливает к моему сердцу, и я не в силах простить ему моих страданий».
Хозяйничество поэта несколько поправило дела Никитиных. Явилась возможность построить флигель, который был сдан внаем профессору
В октябре 1849 года Иван Никитин послал два своих стихотворения, «Лес» и «Дума», в редакцию «Воронежских губернских ведомостей». Редактором газеты был в то время В. А. Средин, а ближайшими сотрудниками Н. И. Второв и К. О. Александров-Дольник. Оба только что перевелись на службу из Петербурга в Воронеж, первый — советником губернского правления, второй — товарищем председателя губернской палаты, оба окончили Казанский университет и наряду со службой занимались археологией, этнографией, статистикой, изучали и собирали воронежские древности; они основали в Воронеже кружок, собиравшийся на квартире Второва для бесед, чтения и научных занятий и состоявший из преподавателей местных гимназий, семинарии и кадетского корпуса, священников и побывавшей в университете молодежи.
Такая редакция не могла пройти мимо стихотворений, из которых одно, как мы можем судить, отличалось сильным чувством природы и предсказывало богатое развитие. 5-го ноября вышел № 45 «Вор. губ. вед.» со следующим ответом Никитину от имени редактора: «На днях присланы нам от неизвестного лица при письме, подписанном буквами И. Н., два стихотворения, которые мы по прочтении нашли так замечательными, что готовы были на этот раз из уважения к дарованию отступить от принятой нами программы и поместить их в нашей газете. Единственное препятствие, которое удерживает нас, это незнание нами имени автора!» Этому препятствию не суждено было исчезнуть: Никитин не открыл своего имени, и стихи напечатаны не были. Поэт не мог преодолеть противоречия, которое было между внутренней и внешней его жизнью, того, что он сам позднее, в письме к Кони, назвал «двусмысленным положением». Тем не менее успех, хотя и неиспользованный, не мог не отразиться благотворно на его творчестве.
Стихотворения следующего, пятидесятого года носят следы большой сосредоточенности и душевного мира. От «безотрадной ничтожности» бывания поэт устремляется к созерцанию бытия:
И чужды мне земные впечатленья, И так светло во глубине души: Мне кажется, со мной в уединенье Тогда весь мир беседует в тиши.«Тишине молюсь», — говорит он в стихотворении «Вечер»; в другом: «как мне легко». Можно сказать, что темой этого года был стих: «Смолкла дневная тревога».
Получив добрый отклик от людей, которых уважал, поэт внутренне окреп, уверился в себе. Ему стало легче переносить свою судьбу, он в ней увидел смысл:
К борьбе с судьбою я привык, Окреп под бурей искушений: Она высоких душ родник, Причина слез и вдохновений.Этим процессом самоуглубления и развития можно объяснить, что только через четыре года Иван Никитин вновь решает обратиться в редакции. По-видимому, новый этап предчувствовал он, уже не удовлетворяясь сделанным за эти годы, и остро ощутил необходимость общественно проверить то, во что сам верил со страхом: свое поэтическое призвание.
6 ноября 1853 года он пишет Ф. А. Кони и просит «приговора»: «Будьте моим судьею, покажите мне мое собственное значение или мою ничтожность».
Как настоящий художник, желающий всех достижений, а не некоторых, полной победы, а не половинчатой, пишет в этом письме Никитин: «Если же из приложенных здесь стихотворений Вы увидите во мне жалкого ремесленника в деле искусства, тогда сожгите этот бессмысленный плод моего напрасного труда. Тогда я пойму, что дорога, по которой я желал бы идти, проложена не для меня; что я должен всецело погрузиться в тесную сферу мелкой торговой деятельности и навсегда проститься с тем, что я называл моею второю жизнью». Нам неизвестно, что ответил Ф. А. Кони Никитину на это письмо.
12-го ноября Никитин в подобном же письме, сохраняя те же выражения и также говоря о своем мещанском происхождении и о том, как действует на него природа, и также прося ответа на тот же вопрос «быть или не быть», пишет В. А. Средину. В начале письма он открывает свои инициалы, которыми подписал четыре года тому назад свои стихи. В конце письма он лукавит, говоря: «С просьбою о напечатании своих стихотворений в одном из современных журналов я не обращаюсь к кому-либо по своей неизвестности и неуверенности в силе своего дарования» (Ф. А. Кони он писал именно так: «…обратиться к Вам с просьбою о напечатании»). К письму были приложены стихотворения «Русь», «Поле» и «С тех пор, как мир наш необъятный…».
Письмо Никитин написал «по совету Дуракова», и Дураков сам доставил письмо в редакцию.
В № 47 «Вор. губ. вед.», в отделе «Смесь» (Никитин сам назвал его в письме), появилась «Русь» и была перепечатана «С.-Петербургскими Ведомостями» № 275. Это было первым выступлением Никитина в печати.
Тотчас же состоялось знакомство Никитина с редакцией. Гласный думы Н. Рубцов разыскал поэта и при вез его к Н. И. Второву. Вот как описывает последний этот момент: «Бледный, худощавый, выглядывавший как-то исподлобья, в длинном сюртуке, Иван Саввич робко следовал за Рубцовым, и когда последний с торжеством объявил, что это тот самый Никитин, с которым я желал познакомиться, он, словно подсудимый, призванный к ответу, стал извиняться, что позволил себе такую дерзость (то есть написать письмо) и проч. Насилу мог я усадить его; но и затем, как только начинал я говорить с ним, он тотчас же вскакивал, и немалых усилий стоило мне уговорить его вести разговор со мною сидя».
Стихи Никитина стали в списках распространяться по городу. Поэт приобретал знакомства, вступил во Второвский кружок, подружился с А. Нордштейном, был приглашен к губернаторше Е. Долгорукой.
Из петербургских литераторов горячо откликнулись на «Русь» И. И. Введенский и А. П. Майков, принявшие Никитина как поэта народного. Купец Рукавишников, уезжая в Иркутск, звал его с собою на прииски с жалованьем 1.200 руб. в год на всем готовом. Гр. Д. И. Толстой через Н. И. Второва сделал Никитину предложение издать его стихи.