Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Прозвенел звонок. Марьям с Иштуганом переглянулись – кто бы это мог быть? Домашние обычно не звонят. Каждый имеет свой ключ.
Марьям поправила волосы, платье. Взяла со стула маленький чемоданчик и поставила его за шифоньер. Иштуган пошёл открыть дверь. Вскоре он вернулся с инженером Аваном Акчуриным. Марьям, хорошо знавшая его по работе, да он и домой к ним нередко наведывался, приветливо встретила гостя.
Высокий, с некрасивым лицом и длинными руками, Аван Акчурин был к тому же ещё и несколько
После обычных расспросов о здоровье, о семье Марьям вышла приготовить чай. Мужчины заговорили о заводских делах.
Иштуган показал Акчурину только что законченный чертёж, – он привык советоваться с ним. Акчурин молча, упёршись своими длинными руками в углы стола, выслушал его объяснения и стал внимательно изучать чертёж. Акчурин знал, что Сулейман-абзы с Иштуганом давно занимаются вибрацией, и часто консультировал их.
Марьям, внёсшая поднос с чайной посудой, подметила, как ходила легонько вверх-вниз глубокая вертикальная борозда, разрезавшая пополам высокий лоб мужа.
– Тут тебе придётся немного изменить, Иштуган, – сказал Акчурин, сделав пальцем круг в одном месте чертежа. – Будет мешать во время работы станка. А здесь расчёт, видимо, неточный, слишком тонко. Виброгаситель не должен быть новым источником вибрации.
Увидев, что Марьям готовит чай, он отвлёкся, чтобы сказать ей:
– Зачем беспокоитесь, Марьям? Только что дома чай отпили…
Извинившись, что накрыла стол здесь, а не в столовой, Марьям стала разливать чай.
Акчурин поинтересовался, как движется у Иштугана дело со станком-автоматом, который он конструировал в качестве дипломной работы в заочном институте.
– Времени ведь нет, Аван-абы, – пожаловался Иштуган. – Командировки замучили. А теперь ещё стержни вклинились. Да вот эта вибрация висит на шее. Отец, он хитрый, заварит кашу, а потом и сваливает на меня. Да, по правде говоря, Аван-абы, я не очень-то спешу с этим станком. Это моя дипломная работа. А до неё ещё два года сроку.
– Два года незаметно пролетят, Иштуган. Не откладывай в долгий ящик. Пусть вечно мельтешит перед глазами. Чуть зародится какая мыслишка – ты её тут же на карандаш. Тогда ещё, будем надеяться, успеешь…
Акчурин вдруг умолк, ушёл в какие-то свои мысли и долго не произносил ни звука. Очнувшись, глубоко вздохнул.
– В вашей комнатке как-то особенно уютно. Чувствуется дружная семья. Придёшь к вам – душой отдыхаешь всякий раз…
И то, что у этого сильного мужчины при этих словах проступила в глазах тоска, и то, что он с тяжёлым вздохом опустил голову, заставило Марьям и Иштугана внутренне содрогнуться.
– А вы, Аван-абы, соберитесь к нам как-нибудь вдвоём с Идмас, – пригласила Марьям.
Не поднимая
– Мы, Марьям, уже давным-давно не бываем вместе в гостях, – с горечью признался Акчурин. – Идмас отказывается ходить со мной… стыдится…
В комнате установилась тягостная тишина.
Идмас, на редкость красивая женщина, работала на заводе копировщицей. Она лет на десять-пятнадцать была моложе Акчурина. Не только мужчины – женщины и те не могли без восхищения смотреть на её стройную фигуру, на нежные линии её лица, – хоть пиши с неё мадонну, – на её порывистые и всё же полные грации движения. При всём том Идмас умела одеться – изящно и со вкусом. Девушки и молодые женщины частенько перенимали у неё фасоны платьев, копировали её манеру носить шляпки, шарфики.
Марьям слышала, что Идмас большая кокетка, но не придавала этому серьёзного значения, – молодая, красивая женщина, большого греха нет, если и пококетничает когда. А всякие другие разговоры про Идмас считала сплетнями, исходящими от злых завистниц. Поэтому сейчас была поражена тем, что услышала из собственных уст Акчурина.
– Не дело говорите, Аван-абы, – сказала она с искренним волнением. – Не верьте сплетням. Идмас-ханум – рассудительная женщина. Чего ей стыдиться такого мужа? Чем вы хуже других?
Подняв голову, Акчурин посмотрел на Марьям. В его печальных глазах мелькнула искорка надежды и тотчас погасла.
– Вы ещё не знаете её, Марьям, – сказал он и опять поник головой. – Ладно, я пойду. Заскучал, вот и зашёл. Не обессудьте.
Проводив Акчурина, Марьям и Иштуган некоторое время сидели молча, подавленные. Наконец Марьям поднялась и стала собирать со стола. Руки её мелко дрожали.
– Думаешь о людях одно, а на поверку получается другое, – покачал Иштуган головой. – Я-то воображал, что, имея такую красавицу жену, Аван-абы чувствует себя счастливейшим человеком в мире. А он…
– Верить не хочется… – никак не могла успокоиться Марьям. – И отчего это так?.. Люди сами разрушают своё счастье… Ведь жизнь не приходит дважды. Вместо того чтобы жить красиво…
И Марьям, пряча от мужа полные слёз глаза, взяла посуду и ушла на кухню.
Когда Сулейман переступил порог директорской квартиры, первый человек, которого он увидел, была Ильшат, что-то оживлённо обсуждавшая в передней с тремя мужчинами. Сулейман кивком головы сухо поздоровался с ними.