Избранные произведения. Том 3. Между-Мир: Между-Мир. Внутри себя
Шрифт:
— Никаких. Насколько я могу предположить, штурм будет направлен не на меня… Лично.
Коллигатар имел в своей программе элементарное чувство юмора.
— Значит, никакой дополнительной охраны?
— Никакой. Это может насторожить наших противников. Они закамуфлируют свои намерения. Это может стать смертельно опасным.
— Я понимаю. Мне будет очень тяжело работать, зная то, о чем ты рассказал мне.
— Уже близко зима, — сказала машина. — Я могу пред сказать несколько ранних бурь в Центральной Европе. Это послужит мне причиной переехать на зимние квартиры пораньше,
Ористано не смог скрыть слабой улыбки.
— Но ты уже предсказал теплую зиму для этой части континента.
— Верно. Правда удается мне лучше, чем уклончивость. Такова специфика человека. Ложь обеспечит тебе необходимый предлог.
— Я подумаю, — Марта расстроится, если он отменит обед с итальянским послом. Неудобно! Впрочем, вечер с симпатичной женой дипломата подождет.
— Я посмотрю. Учитывая серьезность угрозы, я согласен, что мне лучше находиться все время рядом с тобой.
— Это было бы удобно, — произнесла машина, хотя было трудно понять, сказала она это, чтобы польстить или успокоить Ористано. Ежедневно практикуясь в международной дипломатии, Коллигатар стал искусным льстецом.
— Мы подождем и разберемся в проблеме. Мы не подадим вида, что происходит что-то необычное, пока не придет время действовать.
— Надеюсь, ты не будешь откладывать это до последней минуты?
— Не планирую, Мартин. Самосохранение во мне запрограммировано. Я здесь, чтобы служить человечеству, и выполняю эту работу со всей серьезностью. Уверяю тебя, я приму все необходимые меры, чтобы сохранить себя для выполнения задачи. Это цель моей жизни.
Ористано улыбнулся и кивнул.
— Я замечаю твою настойчивость, Мартин. Это отличает тебя от других: твоя способность работать со мной все время в согласии. Однако я должен сказать тебе, Мартин, что не могу обещать последнего, поскольку опасность не похожа на те, с которыми мне уже приходилось встречаться.
Ористано сидел молча, пока механический повар не объявил, что кофе готов. Взяв чашку, Мартин напугался. Его пальцы тряслись. Это было невероятным. Нервы старшего программиста всегда отличались прочностью, как у хирургов, футбольных вратарей и тибетских лам.
Коллигатар ничего не заметил, и Ористано унял дрожь в пальцах.
Но только в пальцах.
2
Эрик Эббот разглядывал свой гамбургер и раздумывал, как много в нем элементов с Юпитера. С тех пор, как власти Мирового Космоса начали разработку органических соединений на Титане, чтобы восполнить недостаток земных протеинов, постоянно ходили слухи, будто настоящие органические продукты накачивались искусственными веществами, производными метана. Некоторые остряки стали называть получаемые результаты воздушными бургерами или безвоздушными бургерами.
Действительно, только компетентный химик мог с уверенностью сказать, сколько в густой сочной лепешке, покоившейся между двумя булочками, было мяса, сколько соевых протеинов, сколько планктона, сколько метана и титановой органики. Это приводило людей в замешательство.
Эрик сидел с Чарли, Адриенной и Габриэллой. Они на пять минут раньше улизнули с работы. Габриэлла наловчилась использовать зеркальные компакт-пудреницы, чтобы одурачивать лазерный глазок на циферблате часов. Когда она отражала лазерный луч к источнику, тот начинал передавать ложные сигналы головному компьютеру, который ускорял ход. Требовалось, чтобы работники, покидали офисы строго по расписанию. Габриэлла никому не рассказывала о своем трюке. Если все девочки в офисе начнут делать то же самое, очень скоро вся компания станет уходить с работы на пять минут раньше. Внутренней охране не потребуется много времени, чтобы выяснить причину такого явления.
Поэтому Габриэлла пользовалась своим трюком только изредка. Он позволял им занять хороший столик в Эль-Палацо. На противоположной стене у бара висел огромный экран. Кто-то превратил его в канал местных новостей. Диктор Мариан Маршалл с улыбочкой перечисляла случившиеся за день катастрофы. Никто не обращал на нее особого внимания, и канал вскоре переключили. Приближалось время начала футбольной трансляции.
Эрик лениво потянулся к своему пиву, и поспешно отдернул пальцы. Он случайно прикоснулся к переохлажденному металлическому бокалу, затем поднял его специальной ручкой и отхлебнул.
Друзья Эрика оживленно обсуждали ситуацию в Восточной Африке. Хотя он и находил их разговор интересным, но тема не захватывала его. Тем не менее он не был замкнутым человеком. Просто ему не удавалось подбирать слова без какой-либо цели.
Они сидели за лучшим в Эль-Палацо столиком, и Эрик взглянул в широкое, искусно изогнутое окно. На западе солнце погружалось в Калифорнию, поджаривая отдаленные серебристые вершины Колорадских гор. Ресторан находился на сто четвертом этаже Селвер-Билдинг, вид из него открывался потрясающий. Если только вы не являлись ненавистником пустыни, ибо в этом случае картина показалась бы вам просто однообразной.
Эрику вид нравился свое безлюдностью. В Финиксе не осталось пустоты. По мере того, как верхние этажи небоскреба медленно вращались, западные горы уступали место ярким огням Каса Гранде. У Южного вокзала огни города сливались с огнями муниципального района Таксон.
Всходила луна, сегодня почти полная, струящая свой свет на Долину Солнца. За исключением центрального делового района, Финикс оставался на равнине во время своего расширения. Прекрасное место для жизни. Можно любоваться видом, как сегодня, и не чувствовать себя похороненным, выходя на улицы. Зданий в сто этажей и выше было немного. Здесь человек не чувствовал себя как в Нью-Йорке, Чикаго или Атланте.
По крайней мере так Эрику говорили. За исключением пары отпусков в Колумбии и деловых поездок на Восток, он никогда не бывал восточнее Альбукерка.
— …и говорю вам, — Адриенна старалась говорить авторитетно, так, чтобы ее высокий, дрожащий голосок звучал убедительно, — они никогда не решат этот вопрос, пока федерация не откажется от своих притязаний на все территории к югу от Замбези.
— Ой, перестань, — возразила Габриэлла. — Ты же знаешь, что югафам плевать на все это. Там же ничего не осталось, кроме нескольких старых алмазных шахт.