Избранные произведения. Том 6. Проклятые (сборник)
Шрифт:
– Хороший дождь сегодня. Напоминает родину.
Землянка-медичка продолжала работать с его боком, болтая при этом:
– Малокалиберное лучевое оружие. Вам повезло, сэр. Немного левее - и попали бы в позвоночник. - Она улыбнулась ему ободряюще, и он вновь подивился способности людей чувствовать теплоту и приязнь в самых жутких обстоятельствах.
– Это пройдет, фиксировать ничего не надо, - говорила она. - Но могу поклясться, чертовски неприятно. Я предпочла бы, конечно, чтобы этим занялись гивистамские хирурги там, на побережье. Хотела бы я иметь их технику. Никогда
– Я благодарен вам за вашу работу, - сказал ей Кальдак на ее родном языке.
Позади подофицер протянул свою руку. Другой земной солдат стиснул длинные массудские пальцы. Пока солдаты обменивались приветствиями и дружелюбно болтали, женщина-медик взглянула в лицо Кальдаку.
– Я дала вам усыпляющее, сэр. Вам пока лучше не ходить. Через несколько минут мы заберем вас отсюда. Я знаю, как нехорошо вы себя чувствуете на этом дожде.
Кальдак почувствовал, что наступает забытье. На этот раз не от травмы, а от благодетельного успокаивающего средства. Покой разливался по его измученному телу, словно кто-то массировал его изнутри. И еще один голос дошел до него. Он смутно различил офицера с нашивками на правом плече.
– Что здесь такое? - спросил тот.
– Пара ползающих крыс, сэр, - сказал нашедший их солдат. - Один - командир.
– Прошу прощения, - пробормотал Кальдак полузасыпая, - я не уверен, что термин "крыса" используется в нужном контексте.
– Ничего личного, сэр, - сказал офицер, - это просто ваши лица. У людей есть тенденция давать прозвища, особенно - у военных. Заверяю вас, это вовсе не обидно.
– Так как я не знаю, что значит "крыса", я не могу обижаться на это сравнение - нос и бакенбарды Кальдака слегка подергивались под дождем. Офицер поднял глаза.
– Это недалеко отсюда. Когда стали поступать первые рапорты, мое подразделение вызвалось вызволить вас и ваших людей оттуда. Теперь сами криголиты и амплитуры бегут и прячутся. Наши вытаскивают их из темноты. Криголиты не так хорошо справляются с работой ночью под дождем, несмотря на все их снаряжение.
Он помолчал и наклонился поближе. Почти сонный, Кальдак не обращал внимания на капли дождя, падавшие с поднятого визора землянина.
– Ого, да не знакомы ли мы?
– Не припомню, - сонно пробормотал Кальдак. Лекарство продолжало действовать.
Человек начал тихо насвистывать мелодию. В этом деле они мастера. Уже как в тумане, Кальдак узнал мелодию, хотя много времени прошло с тех пор, как ему резали ухо дребезжащие тона.
– Что скажете, - тихо спросил человек, - не лучше ли она звучит теперь?
– Я рад слышать, - ответил Кальдак, сердясь на свою неспособность правильно произносить согласные, - что вы по-прежнему сочиняете музыку, Уильям Дьюлак. - Погружаясь в здоровый, исцеляющий сон, он испытал противоречивое впечатление, увидев своего друга в полевой броне. - Разве люди теперь отправляют на войну и композиторов?
Глава 30
Потом он заснул. Ему снилось, что их машина была дважды атакована на обратном пути в региональный штаб Узора. Ему снился Уилл Дьюлак, в яростной схватке вместе с другими солдатами, командующий все новыми контратаками. Каждый толчок или громкий звук перерастал для него в неприятное ночное видение, смягчаемое только процедурами на медицинской койке. Пока он спал, по прозрачным трубкам, напоминавшим какое-то выпотрошенное фантастическое животное, шла энергия, восстанавливавшая и возобновлявшая его телесные силы.
Где-то как будто далеко, сквозь лекарственный туман, ему слышался собственный голос.
– Я думал, что вы не приемлете все это, что вы всегда выступали против участия в сопротивлении Амплитуру. Вы всегда говорили, что хотите быть цивилизованными, как другие народы Узора, что больше всего хотите, чтобы ваш народ не участвовал в схватке.
– Да. Я все это говорил. Но в конце концов и я не выдержал. - Уилл улыбнулся этой странной людской улыбкой. - Говоря так, я как бы разрывался на части, так что я не мог работать, сочинять музыку, едва мог думать.
– Что же случилось? - спросил какой-то бесплотный голос, который при этом был его собственным.
– С’ван попросил меня сочинить земную музыку на образы, записанные во время битвы на Васарихе. Я ответил, что не думаю, что смогу, но постараюсь. - Он помолчал. - Оказалось, что это было для меня самое легкое, менее всего напряженное сочинение за всю мою жизнь. Музыка наплывала сама, с полной оркестровкой. Почти не требовалось поправок. Я послал ее моему агенту, и на Земле был огромный успех. Люди до сих пор напевают основную тему.
– Я стал продолжать писать в том же духе. Это было легко. Я закончил шестичастную симфонию за час с небольшим. Говорили о Пулитцеровской премии, но я больше не обращал на это внимания. Я хотел работать и дальше в этом смысле, и решил, что должен сам что-то пережить, а не просто сидеть дома и смотреть записи. Быть правдивым в своей работе, писать о том, что знаешь, рисовать то, что видишь, выражать в музыке то, что чувствуешь. Поэтому я решился. И меня продолжали прославлять. Я не просил об этом. Но знаете, у меня это получается. В детстве мой дедушка часто брал меня с собой на охоту на болота. Если не говорить о технологии, это не так ново, как мне казалось. Ведь борьба остается не людской. Организация атаки не так уж отличается от построения симфонии. Вы оркеструете ваши силы и планируете стратегию. Не знаю, как сказать. Это лучше почувствовать. И все внутренние конфликты, вся неопределенность теперь ушла. Тело и ум сражаются, но в душе - мир. Может быть, это и есть человеческое бытие. Знаете, споры об этом бесконечны.
– Я не знал, - с трудом прошептал Кальдак.
– Понятно. Вы ведь долго пробыли здесь, на Кантарии. Я больше не знаю смятения, старина. Я здесь, чтобы сражаться и чтобы музыкально интерпретировать этот конфликт. Это теперь нераздельно. Я знаю много других художников, чувствующих то же самое. Все больше людей приходят сейчас к тому же. В этом есть что-то легкое и естественное. Может быть, биологическое. Что-то происходит с человеком на войне, заставляющее его живее чувствовать и больше понимать, чем в другое время. Если бы вы сказали мне, где сейчас Яруселка, то я уверен...