Избранные произведения. Том 7. Проклятые: Фальшивое зеркало. Военные трофеи
Шрифт:
– Тебя изучали и анализировали больше, чем какого-либо человека за всю последнюю историю. Хотя люди и ашреганы выглядят сходно, остается небольшое химическое и физическое различие. Амплитуры недоучли некоторые из них. Они не все изменили. Ты определенно человек. Такой же, как и я. Он взглянул на нее.
– Почему же арго известие не наполняет меня ликованием?
Их разговор прервали - открылась единственная дверь. Появился Первый-по-Хирургии, в форменном пиджаке и шортах. Даже такому космополиту, каким был он, стоило некоторых усилий, чтобы
Он показал Раньи листы с различными схемами и цифрами, десятки трехмерных изображений "все это можно было сфабриковать". Старший гивистам был очень убедителен, но не до конца сумел убедить Раньи. Одними лишь словами и цифрами невозможно описать целую человеческую жизнь. Краткий визит молодого человека, близко на него похожего, был бы более весомым доказательством, чем вся статистика.
Хотя и неготовый к согласию, он выразил готовность подумать о возможностях. Первый-по-Хирургии счел это крупной победой.
– У меня болит голова, - пожаловался Раньи.
Три пальца на руке гивистама щелкнули.
– Это и понятно, учитывая, как много излишних костей пришлось удалить с вашего черепа. Часть из них была использована для восстановления нормального для облика человека размера глазниц. По этой же причине некоторое время будут болеть и должным образом укороченные пальцы. Неудобство пройдет.
Безутешный пациент провел пальцами по простыне.
– Зачем все это?
– Чтобы вы чувствовали себя удобно среди особей своей расы, - сказала ему Трондхайм. Он поглядел на нее.
– Какой "расы"? Моей расы? Ты?
Она не отвела взгляд.
– Да. Со мной. Это поможет тебе объяснить... некоторые вещи.
– И еще. - Первый-по-Хирургии занял удобное место. - Нервный узел, имплантированный амплитурами в ваш мозг, был изолирован. Больше он вам уже не помешает.
– Понятно, - сказал он тихо. - Это означает, что Учителя больше не смогут со мной общаться напрямую?
– Очевидно. Мы надеемся, что операция восстановила и способность вашего мозга противостоять непрошенным умственным исследованиям. Отныне вы в безопасности от внешнего враждебного вторжения. Враждебное вторжение? Кто же теперь враг, а кто союзник? - подумал он устало. Это трудно понять простому солдату. Солдат... За кого он теперь и против кого?
Обширные ресурсы приведены в действие, чтобы убедить его в том, что он - человек. Но он продолжает сопротивляться. Сознательно?.. Или из простою упрямства? Или из страха? Отобрано ли у него нечто жизненно важное? Или восстановлено? Откуда ему знать? Как ему это узнать? Встреча с Учителем смогла бы разрешить все его проблемы, но он подозревал, что вряд ли встретит их на Омафиле. Значит, решение необходимо принимать по-иному. В одном он был абсолютно убежден. Если все, что ему показали и рассказали, правда; если он на самом деле - человек, значит, вся его предшествующая жизнь - хорошо продуманная ложь.
Знали ли об этом его родители? Его мать и отец, которых он так уважал, которыми гордился с того момента, как научился говорить. Или они были лишь послушными орудиями в руках амплитуров? Или, напротив, их участие было более зловещим и продуманным?
Он заморгал, ощутив теплое прикосновение руки Трондхайм.
– С тобой все в порядке, Раньи? - Даже его собственное имя звучало странно, подумал он. Она произносила его с не правильным ударением. Первый-по-Хирургии тревожно приблизился к его креслу.
– Вы не собираетесь вновь прибегать к насилию?
– Нет, я слишком устал для этого. Хотя мне бы и хотелось.
Устало глядя на своего пациента, хирург вновь сел на свое место.
Раньи обратился к Трондхайм.
– Сейчас, слушая тебя, я вспоминал свое детство.
– Своих родителей - ашреганов? - проговорила она сочувственно. Он сделал неопределенный жест. Затем после некоторого колебания сделал характерный жест человека для данного случая - кивнул головой. Движение показалось ему естественным.
– Вольно или невольно, они - лишь инструменты в руках Амплитура, - сказал Первый-по-Хирургии.
Несмотря на обещание, Раньи вдруг захотелось с размаху дать ему по шее. Вполне естественная реакция, сказал он сам себе. Чем больше пытался он себя убедить, что ему лгут, тем больше его разум и тело противились.
– Все будет хорошо, - увещевала его Трондхайм.
– Да? - (Интересно, передает ли переводящее устройство вместе с его словами и испытываемый им страх и неуверенность?) - Всю жизнь я был ашреганом. Теперь на основании каких-то цифр и рисунков вы предлагаете мне стать человеком. Чтобы ни случилось, я всегда буду ашреганом.
К от удивлению, Нейда улыбнулась:
– Ты ведешь себя более по-человечески, чем сам предполагаешь, - сказала она.
– А я говорю, что вы не можете этого сделать. Это ненаучно, против принятых правил, очень опасно!
– Опасно для кого? - Седогривая дама-массуд высилась над гивистамом.
Хотя на нем была форма командира полевых войск, его последние обязанности носили в основном административный характер. Необычный знак различия на форме с’вана, терпеливо стоящего поодаль, определял его должность как научного советника со специальными привилегиями. Гивистам полагал, что такое сочетание крайне противоречиво. Первый-по-Хирургии, например, точно знал, что не мог бы совмещать службу в войсках с медициной.
Трое ученых стояли на длинной и широкой веранде, словно птичье гнездо прилепившееся к черной базальтовой скале. Рассветная заря, казалось, пытается смягчить их спор. Близился конец второю весеннего сезона. Таково было своеобразие этой планеты, происходившее в результате особенностей ее орбиты. Высокий лес рос у основания скалы, и где-то вдали ему на смену приходили поля. На горизонте солнечный свет, скрываемый горами Оумансы, переходил в желтое сияние.
За дальним городом собиралась гроза.