Избранные произведения
Шрифт:
— Ну, оставьте у себя парочку акций! — сказал профессор, но, взглянув на собеседника, понял, что тот именно хочет отделаться от всех акций, и, подавив досаду, продолжал: — Или давайте сделаем так: я куплю у вас все десять, как я сперва предложил, но пусть несколько акций лежат у вас, ну хотя бы формы ради, до заседания правления… Это будет частное соглашение между нами и никоим образом не повредит вашим интересам. Вы ведь сами были не прочь поддержать наше предприятие, и если вы действительно принимаете его судьбу близко к сердцу…
— Это
— Но, послушайте, дорогой господин директор! — полушутливо сказал профессор. — Вы, оказывается, робкий человек!
— Не правильнее ли было бы сказать осторожный человек, господин профессор?
— Нет, скажем уж лучше робкий! Это будет точнее. Но теперь, когда вы видите, что я, по вашему же собственному замечанию, зная положение лучше всех, не задумываясь покупаю ваши десять акций, должно же это убедить вас, что положение дел значительно лучше и благоприятнее, чем вы предполагаете?
— Да, вы действительно правы, господин профессор! Я допускаю, что вы, человек с высшим образованием, лучше всего можете судить о подобном деле, и я буду очень огорчен, если вы не получите заслуженного вознаграждения за все ваши труды и жертвы… Я сделаю все, что могу!
Оба собеседника сразу же стали значительно сердечнее и расстались, дружески пожав друг другу руки.
В дверях директор банка мягко сказал:
— Смею надеяться, что мы с вами рассчитаемся сегодня же наличными, не правда ли? Я знаю, каковы ваши принципы в ведении такого рода дел…
— Половину я уплачу наличными, а остальное векселями трехмесячного срока, — отвечал профессор.
— Трехмесячного срока, — повторил директор банка с намеренным ударением. Но один взгляд на профессора убедил его в том, что теперь уж предел достигнут, большего не получишь. И он изменил тон.
— О, да это же все равно что наличными; документ, на котором стоит подпись Карстена Левдала, имеет ту же цену, что банкноты государственного банка Норвегии. Всего доброго, господин профессор!
Они, улыбаясь, раскланялись и расстались.
— Маркуссен! Надо сегодня уплатить наличными пять тысяч крон директору банка Кристенсену; приготовьте, пожалуйста, всю сумму!
Бесстрашный Маркуссен, которого не пугали никакие трудности, на этот раз несколько оробел. Ему и без того было немало хлопот каждый день. Не шутка — достать, как из-под земли, пять тысяч крон, не считая всех других платежей, которые нужно спешно сделать! Притом и приказание получено было в конце дня.
Но за последнее время профессор стал таким резким и вспыльчивым, что Маркуссен, любивший мир, предпочел притвориться, что все идет как по маслу.
Поэтому он только сказал:
— Гм! Пять тысяч крон! All right, [63] господин профессор!
Маркуссен был самым подходящим человеком на предприятии в данный момент. Он теперь только тем и занимался изо дня в день, что отыскивал разного рода «лазейки» и «выходы», не задумываясь о последствиях; и чем труднее становилось с деньгами, тем шире развертывалась изобретательность Маркуссена.
Он привык выпутываться из неприятностей гораздо худшего сорта: ревнивые женщины, обманутые девушки, их матери, невольно сделавшиеся его тещами, требования денег на воспитание детей, разговоры с пасторами и возмущенными моралистами! Затруднения, с которыми он сталкивался теперь, были для него просто игрой.
63
Отлично (англ.).
Он заменял документы, срок которых истекал, новыми, которые производили впечатление солидных бумаг, он петлял вкось и вкривь, стараясь прикрыть растущие убытки непрерывной циркуляцией векселей, которая производила впечатление бойкого обращения ценностей, — вот что приходилось делать Маркуссену, и это была работа как раз по нем. Нельзя сказать, что, играя и рискуя чужими деньгами, он был небрежен или равнодушен, потому что эти деньги ему не принадлежали. Вероятно, и своим собственным предприятием он управлял бы так же.
Он очень высоко ставил профессора и его дело и совершенно искренне желал, чтобы дело это шло как можно лучше. Будучи по характеру, в сущности, добродушным и услужливым человеком, Маркуссен был бы рад, если бы все люди были богаты, так же, как он хотел, чтобы все девушки были красивы.
Профессор, со своей стороны, тоже трудился немало. Он зашел уже так далеко, что не хотел бояться; он не хотел замечать, что почва колеблется под его ногами; он не хотел заглядывать дальше завтрашнего дня.
Он прилагал все свои способности, чтобы запрудить поток, который неудержимо несся вперед: покупал крупные ценности, все, что ему предлагали: зерно, кофе, рыбу, соль, перепродавал, почти не думая о потерях или барышах, только для того, чтобы постоянно ощущать, как деньги текут и движутся в его руках.
Лихорадочная сила, проявляемая этим человеком, действовала на всех; и спекулятивный ажиотаж, похожий на азартнейшую биржевую игру, озарил своим недолговечным фальшивым блеском маленький уголок земли, на котором господствовал Карстен Левдал.
Чем больше расширял он свои операции, тем большее количество имен вовлекал он в свое дело, и, поскольку все обращение совершалось в векселях, все большее количество имен крупных коммерсантов города и даже соседних городов красовалось на бумаге рядом с подписью Левдала.
Но, поскольку банки пока что без возражения принимали все эти векселя, такой способ создавать деньги оказывался настолько удобным, что ему просто невозможно было противостоять. Даже тогда, когда учетный процент стал так расти, что эти деньги, которыми так легко и просто было спекулировать, в действительности оказались крайне дорогой вещью, оставляющей их владельцу крайне мало шансов на прибыль.