Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Вы крепко запутались, Генри. Вы перечислили то, что у вас есть в активе. Ну а если вы потерпите крах… что все это будет стоить? Здание редакции такое ветхое, что за него не дадут ни гроша. Вообще, все эти дома времен Георга Третьего следовало бы давно снести. Ваша типография кое-чего стоит, согласен, но ведь она – собственность миссис Харботл, а вы ее только арендуете. Так что под нее тоже ничего не получишь. А доброе имя вашей фирмы… Кто же даст за него хотя бы медяк, если «Хроника» разорит вас?
– Это им не удастся.
– Вы так думаете? А что показывает дело? Возможно, эти парни из «Хроники» ведут себя и не очень благородно, но сейчас
– Да, – с горечью заметил Пейдж. – Этим они и живут… шантаж… подлоги… и клевета. Как вы не понимаете, ведь журналистика – благородная профессия. На этой ниве подвизались, да и сейчас подвизаются замечательные люди, которые идут в газету по призванию и сознают свой долг перед читателем. А этот Най… Поймите же, ведь просто позор, когда в городе выходит такая газетенка.
– Ну, не надо, не надо так, Генри. Это вы уж слишком. Я только хотел показать, с кем вы имеете дело. В прошлом году в Канне мы с женой видели яхту Сомервилла, она выходила в море, – великолепная штука… – Уэллсби понизил голос и заговорил как человек, который стремится дать добрый совет: – Ведь я ваш друг и сосед, и мне бы не хотелось видеть, как вы сами себе перережете горло. Почему бы вам не выйти из борьбы, пока не поздно? Будьте благоразумны. Выпутывайтесь, еще есть время. Если хотите, я попробую повлиять на них, чтобы вы получили ту же цену, которую они предлагали вам сначала.
Генри понимал: Уэллсби хочет помочь ему и говорит так, потому что убежден в своей правоте. Но никакая логика не могла поколебать Генри: доводы разума на него просто не действовали.
– Нет. Мое решение неизменно.
Уэллсби вынул изо рта сигару и указательным пальцем принялся подправлять влажный лист табака; при этом он то и дело поглядывал на Пейджа, словно проверяя свое мнение об этом человеке, и, судя по выражению его лица, видимо, изменил его к лучшему. Неужели Уэллсби смягчился? Тревога, сомнения, неуверенность, унижения – все, что пришлось пережить Генри за последнее время, слилось вдруг воедино и достигло такого накала, что он не мог произнести ни слова. Едва осмеливаясь дышать, он ждал ответа. Наконец Уэллсби сказал:
– Я всегда считал вас умным человеком, Генри, хотя, извините меня, немножко тряпкой. Сейчас я вижу, что вы круглый идиот, но у вас, по крайней мере, есть характер. Позвольте мне сказать даже, только между нами, конечно: я восхищаюсь вами.
– Раз так, дайте мне взаймы. Двадцать тысяч фунтов. Мне нужны эти деньги к началу будущего месяца.
– Нет, нет. Этого я обещать не могу. Я попробую поговорить с Холденом и с остальными. Мы дадим вам знать.
– Когда?
– Потом… потом.
Уэллсби поднялся с кресла и неопределенно махнул рукой, словно давая понять Генри, что больше его не задерживает. На самом же деле фабрикант обуви просто обдумывал, как повести себя в этом вопросе. С некоторых пор Уэллсби почувствовал, что стал крупной рыбой в тихих водах Хедлстона, и, естественно, ощутил потребность выплыть на широкий морской простор, иными словами –
Хотя это и были глубоко затаенные мысли, но все же, видимо, они отразились на лице Уэллсби, и надежда, которая затеплилась было в душе Генри, погасла. В глазах Уэллсби он прочел отказ. Это подтверждалось тем чрезмерным дружелюбием, с каким фабрикант похлопал его по плечу, потрепал по руке и, предупредительно осведомившись о здоровье Алисы, проводил до дверей.
Было бы по меньшей мере нелепо отрицать, что этот отказ подействовал на Пейджа самым удручающим образом. В то же время, наперекор всему, он, как ни странно, окончательно утвердился в своем решении не отступать, и ум его заработал еще энергичнее, выискивая пути и способы продолжать борьбу. Он будет бороться, бороться, бороться. Если банк не авансирует его под здание редакции, то уж Хедлстонское строительное общество наверняка окажется более сговорчивым и даст что-нибудь под земельный участок. Но поскольку на это потребуется время, придется попросить Алису заложить дом. При одной мысли об этом ему становилось не по себе, но иного выхода не было. Чем больше он встречал препятствий на своем пути, тем больше крепла его решимость, тем сильнее росла в нем самом непонятная уверенность, что он одержит верх. Одному Богу известно, как важно ему одержать победу. Он не пробыл в своем кабинете и пяти минут, как вошел Мейтленд.
– Видимо, – сказал Малкольм, – на нашем сегодняшнем совещании будет одним человеком меньше. Балмер ушел.
– Ушел?
– Ушел, удрал, сбежал – можете называть это, как вам угодно. Вот его заявление.
Генри тупо уставился на конверт, который Мейтленд бросил на стол. Впрочем, ничего неожиданного в этом не было. Последнее время Балмер стал просто невыносим, и Генри все труднее было с ним ладить.
– Но… он ведь должен был предупредить нас за месяц.
– А зачем это ему… когда он просто пересел из одного кресла в другое.
– Неужели… неужели в «Хронику»?
– Кажется. – Мейтленд помолчал. – У него, видно, не хватило духу сказать вам об этом, вот он и написал очень милое, вежливое письмо о том, что-де весьма сожалеет… Я чувствовал, что этим дело закончится. Понимаете, уж очень он сдружился с их мистером Смитом. Балмер куда угодно пойдет, лишь бы денег платили побольше. А там, очевидно, ему больше дали. – Пейдж никак не отреагировал, и Мейтленд добавил: – Хотя это и неприятно, Генри, но придется сообщить еще одну дурную новость. Двое наборщиков, Перкинс и Додд, тоже ушли.
Вот уж этого Пейдж просто не мог понять.
– Но почему? Неужели они так убеждены, что мы идем ко дну?
– Нет… Не думаю… хотя они знают, что нам приходится туго. Очевидно, дело в деньгах… и в том, что им предложили контракты на более длительный срок… от имени «Утренней газеты». Должно быть, они решили, что такой случай упускать нельзя.
Генри крепко стиснул зубы, стараясь сдержаться. Если он и рассчитывал на что-либо, то, уж конечно, на преданность своих служащих. Даже в лучшие времена «Северный свет» не был укомплектован полностью: хороших работников всегда трудно найти.