Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Когда коридорный ушел, Смит некоторое время лежал, прикрыв лицо рукой и глубоко раскаиваясь, что накануне поддался уговорам Ная и согласился отпраздновать завершение дела. Он не помнил, сколько они выпили, но, судя по его самочувствию, явно больше, чем следовало. Всякий раз, как он поддавался искушению, самым неприятным бывало пробуждение на следующее утро – и не только из-за головной боли и противного вкуса во рту, хотя и этого было вполне достаточно, так как он плохо переносил алкоголь, но главное – из-за мучительного раскаяния, заставлявшего его называть себя слабовольным дураком.

На сей раз он, с трудом открыв глаза, почувствовал себя особенно скверно. «Это все шампанское», – с содроганием подумал он, стараясь преодолеть одышку.

Но все-таки у него есть некоторое оправдание. Последние дни были слишком напряженными, неопределенность была уж очень мучительна, и ему пришлось прибегнуть к этому средству, чтобы не сорваться. Но теперь все улажено, и он клянется, что больше никогда в жизни не возьмет в рот ни капли спиртного.

Он соскользнул с кровати, надел халат и позвонил, чтобы ему принесли чай. Когда вошла горничная с подносом, она поглядела на него как-то странно, хотя, может быть, ему это просто почудилось, потому что в глазах у него все еще стоял туман. К горничной, развязной и кокетливой девчонке, он относился с неодобрением: не раз ему приходилось слышать, как она хихикала с Наем в его комнате. Горничная отдернула занавеси, и ему показалось, что она хочет что-то сказать, но он не обратил на это внимания. После чая ему полегчало, но, когда он встал, оказалось, что ноги его плохо держат, и он, подойдя к комоду, где на всякий случай хранил бутылку шотландского виски, основательно отхлебнул из нее, чтобы привести нервы в порядок. «Это уж решительно в самый последний раз», – сказал он себе.

Одевался он медленнее обычного – вещи были разбросаны по всей комнате, а эластичные чулки он натянул лишь с большим трудом. Смит, страдавший варикозным расширением вен, стыдился этого и никогда не говорил о своей болезни, но каждый раз после попоек вены страшно вздувались. Все же в половине девятого он закончил свой туалет и, собираясь идти завтракать, заглянул к Наю. Как он и думал, Леонард еще спал. Хотя Смит потряс его за плечо, тот так и не проснулся. Накануне он был очень невоздержан, и к тому же циничен – Смит никак не мог этого одобрить. Он оставил Ная и спустился в ресторан. В зале, где подавали завтрак, он заказал овсяную кашу и копченую рыбу. Собственно говоря, он не был голоден. Несмотря на полоскание, во рту у него по-прежнему сохранялся противный вкус помоев, но ему хотелось чего-нибудь острого. Хотя в отеле кормили хорошо, ему надоела ресторанная еда. Он не раз подумывал, не снять ли квартиру, там ему было бы удобнее, но так как он был один, без Минни, и не знал, когда они наконец договорятся с Пейджем, то все никак не мог решиться покинуть отель. Теперь, однако, он снимет хороший дом с садом и теплицей, где можно будет выращивать помидоры, и, пожалуй, даже со сторожкой у ворот. Минни это обязательно понравится. Он подыщет что-нибудь по-настоящему приличное, на Хенли-драйв например, – он съездит туда на будущей неделе. Как знать – вдруг Пейдж надумает переехать куда-нибудь и сдаст свой дом? Мысль о том, что он станет обитателем дома на Хенли-драйв, немного разогнала уныние Смита и подняла настроение.

Официант принес рыбу и, как всегда, положил на стол утренние газеты. Смит обычно проглядывал их, прежде чем отправиться в редакцию. Но на этот раз он был слишком занят обдумыванием предстоящих дел, чтобы интересоваться газетными новостями. Пейдж собирался вернуться с ночным экспрессом – значит, он устанет и, вероятно, захочет поспать часок-другой, так что не стоит тревожить его слишком рано. Он предложит Пейджу встретиться в одиннадцать – это, наверное, будет ему удобно. Все документы готовы и в полном порядке, но, разумеется, они составлены совсем иначе, чем те, которые он привез с собою два года назад. Если бы только Пейдж тогда согласился, подумал Смит угрюмо, какой борьбы, вражды и горя, не говоря уже о расходах, удалось бы избежать и той и другой стороне!

Подумав о Пейдже, он опять расстроился.

Нельзя сказать, чтобы предстоящее свидание было ему приятно. Лучше всего скрыть свои чувства. Надо держаться

по-деловому – в столь щекотливой ситуации так будет лучше и для него, и для Пейджа… скорее все закончится. Хорошо бы выпить чего-нибудь крепкого, и при данных обстоятельствах это было бы вполне оправданно. Он уже собирался уходить, когда к его столику снова подошел официант Джордж.

– Довольны завтраком, сэр?

– Да, – ответил Смит.

Почтительный и услужливый Джордж ему нравился, но он любил поговорить, а Смиту сейчас было не до болтовни.

– Не желаете ли еще рыбы?

– Нет, спасибо.

Смит уже приподнялся, но вдруг заметил, что Джордж искоса поглядывает на него, и почему-то вспомнил, как утром посматривала на него горничная. Официант, заложив руки за спину и покачиваясь на каблуках, неожиданно сказал:

– Вы читали сегодняшний «Глобус», сэр?

«Глобус», газету Мигхилла, Смит обычно просматривал не очень внимательно, но ее всегда клали на столик вместе с другими, и сейчас, взглянув на газеты, он заметил, что она лежит сверху и кто-то – очевидно, Джордж – сложил ее так, чтобы видна была заметка в два столбца на последней полосе. Он взял ее и тут же, словно оглушенный ударом молота по голове, чуть не уронил на пол. Потрясенный, не веря собственным глазам, он уставился на заголовок:

БЫВШАЯ ПРЕСТУПНИЦА ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА ПУТЬ ДОБРОДЕТЕЛИ.

Первые строчки плясали перед его глазами, сливаясь в путаный клубок.

Кору Пейдж, которую в 1954 году, когда она была еще Корой Бейтс, признали виновной в совершении уголовного преступления, случайно встретил наш корреспондент в Северных графствах – тот самый корреспондент, который присутствовал в суде, когда она была приговорена к шести месяцам тюремного заключения…

Смит испуганно пробежал глазами столбцы, к горлу подступила тошнота. Ничего не было упущено. Заметка рассказывала о моральном возрождении примерно так же, как собирался писать Най: каждый факт, каждая позорящая подробность подавались наиболее уничтожающим образом – казалось, автором заметки был Леонард.

Смит встал. Не замечая Джорджа, что-то говорившего ему, он кинулся в комнату Ная.

Леонард уже проснулся и стоял полуодетый перед зеркалом с электрической бритвой в руке.

– Прочти это, – сказал Смит. – Скорее!

Най злобно поглядел на него, вложив в этот взгляд все охватившее его с утра раздражение, но тон Смита заставил его все-таки отложить бритву. Взяв «Глобус», он присел на край кровати. Смит не мог больше сдерживаться.

– Это все Хейнс! – воскликнул он. – Он сам воспользовался этим материалом.

– Да замолчи же! – Най побледнел; измятая фуфайка, обвисшие кальсоны, полувыбритое лицо придавали ему нелепый, карикатурный вид; он прижал кулак ко лбу. – Дай подумать.

– Зачем понадобилось Хейнсу…

– Ты что, не понимаешь? Дело не в Хейнсе. У него хватило ума только на то, чтобы довести всю историю до сведения своей главной редакции. За этим стоит сам Мигхилл. Он знает, как Вернон заинтересован в этом деле. Он разгадал наш ход и позаботился подложить нам свинью. – Най крепко закусил губу. – Почему я об этом не подумал? Последнему дураку ясно, что он выбил почву у нас из-под ног. Который час?

– Начало десятого.

– Надо торопиться. – Най лихорадочно засуетился; одеваясь, он скороговоркой бросал отрывочные фразы: – Если Пейдж увидит заметку прежде, чем подпишет, с нами кончено. Но скорее всего, он не увидит. Ночной экспресс прибывает в пять тридцать… Газет в это время еще не было. Он почти наверняка поехал прямо домой. Теперь слушай меня. Бери бумаги и на такси отправляйся к нему. Я уверен, что он дома. Сыграй в любезность. Утверждай, что хочешь облегчить ему эту трудную минуту, что лучше обойтись без лишних свидетелей, ну и так далее. Заставь его подписать. Слышишь, что я говорю? Если он не подпишет – нам конец. Если его не окажется дома, звони мне в редакцию.